В аду любят погорячее

22
18
20
22
24
26
28
30

Лера невозмутимо прижала бокал к губам.

— Трахаться нельзя, — сделав глоток, вновь заговорила она, — ну и что? Можно подумать, больше не за что любить…

Лимузин ехал спокойно, но казалось, что он ходил ходуном — так сильно все вокруг качалось. Я даже предположить не мог, что за всеми ее играми и масками Алгон, обычно дерзкая и ироничная, реально чувствует так — нестабильно и безумно неуверенно, словно вот-вот потеряет опору. И единственный способ удержаться на плаву — ударить хоть по кому-то, кто казался достаточно для этого виноват.

Пальцы подхватили смартфон и нашли контакт, который сам бросался в глаза: “Дрянь”. Рывками — одно за другим — адресату ушли сразу два сообщения.

“Буду благодарна, если не будешь раздавать мой номер направо и налево!”

“Интересно, где он — спроси сама!”

Но этот до невозможности горький серый мир все равно качался. Написанного казалось недостаточно.

“Или ты там на правах наложницы? Самое то для фамильяра Лилит…”

В следующий миг лимузин будто въехал в стену — все резко почернело и исчезло. Словно вынырнув из пучины, я выдохнул среди бордовых стен, остро чувствуя, как жжет и печет в груди. Вернувшись в собственное тело, я по-прежнему не мог дышать. В горле царапало и сохло — до одури, до боли. За хрустальными стенками опять было пусто, и лишь несколько красных, как кровь, капель впитались в скатерть.

— Пьянит, правда? — с улыбочкой заметила Ида, подливая мне вновь.

Она еще не успела наполнить бокал, а я уже знал, что выпью его — все, до последней капли. Рот был безнадежно отравлен — казалось, я всю жизнь буду чувствовать эту терпкую горечь. Я ее больше не хотел, не желал — но без нее я сейчас не мог дышать.

— Ревность — та же зависть, — сказала Виви, явно наслаждаясь своим вином, — только еще вкуснее… К любви примешивается ненависть, и тот, кто поддается ревности, в моей власти. Люди готовы на странные вещи и легко ломают то, что дорого…

Бокал ткнулся мне в руки, и я жадно опрокинул его в себя, пытаясь напиться. Меня снова стремительно потащило вниз. С каждой выпитой каплей я, как на лифте, опускался куда-то глубоко — туда, где ни разу не был и где вряд ли бы хотел побывать.

Шлюха: “Или ты там на правах наложницы? Самое то для фамильяра Лилит…”

От душной волны перехватило дыхание. Наскакивая друг на друга, буквы до боли резали глаза. Не видя ничего, кроме горящего экрана, я уже знал, что снова очутился в собственной гостиной, и знал, в чью голову меня забросило на этот раз. Но даже не мог понять, что это за чувство — одновременно мучительное и страшное, как будто по коже, слегка царапая, водят острой иголкой, и ты не знаешь, в какой момент она вопьется глубоко и окончательно.

— А ты еще с кем-нибудь, — как сквозь толщу пробился Сашин голос, — кроме него трахаешься?

Нервы дернулись как от укола, следом дернулись руки, и смартфон яростно полетел на диван.

— Да вы все издеваетесь?! — вскрикнула Майя. — Я не трахаюсь просто так!..

Крик, казалось, еще пару секунд летал по гостиной. Саша, сидящая на другом конце дивана, примиряюще взмахнула руками.

— Ну вот и отлично. Все выяснили. Тогда я тоже с сегодняшнего дня буду без резинок!