Полковник попробовал приподнять станок.
— Тяжеленный.
— Да, далеко не утащишь — руки оторвешь.
— А судя по всему, хозяин приготовил чемоданы куда-то уносить, — заметил Есенов.
— Значит, говорите, стояли они посреди комнаты, закрытые и уложенные? — повернулся полковник к старшему лейтенанту.
— Да. Но дело не только в этом. На чемоданах нет никаких следов, по которым можно бы установить личность их владельца, — а ведь всеми этими баночками-скляночками пользовались. Но ни одного отпечатка пальцев, все тщательно протерто! Спрашивается, к чему такая забота об уничтожении следов, если не собираешься чемоданы куда-то уносить?
— Логично. И что же заставило хозяина срочно уносить из дома чемоданы? Когда по городу пошел слух о фальшивомонетчиках, он их не уносил, а вчера решил вдруг унести! Почему?.. Говорите, никаких следов?..
— Если не считать спички — в станке, в щели. Зачиненная с одного конца спичка, в зубах ею ковыряли. — Есенов показал на лежащую на столе на вырванном из блокнота листке спичку — головка ее была цела, не сожжена, зачиненный конец слегка разлохмачен.
— В хозяйстве все пригодится, — одобрил полковник.
Он подошел к висящей на стене у шкафа застекленной фотографии, стал рассматривать.
— Он? — спросил у майора.
— Он самый. В молодости, в годы войны. Лихой сержант.
— Случается.
— Фамилия — Бурак, Александр Павлович. Оказалось, что телефон в записной книжке — его сестры, учреждения ее.
— Молодец Волынский.
— Служу, товарищ полковник.
— Сестра на кухне, Яков Климентьевич с ней беседует, — объяснил Пахомов.
— Валентина Дмитриевна! — окликнул полковник. — Пойдемте познакомимся с сестрой Бурака.
Они прошли на кухню.
Яков Климентьевич — следователь прокуратуры, — наклонив лысую голову, что-то сосредоточенно писал за кухонным столом, сестра Бурака сидела спиной к двери, тоже опустив голову, ссутулившись. Услышав, что вошли, она оглянулась.