Разные судьбы

22
18
20
22
24
26
28
30

Скажет, конечно, сама Даша, потому что Николай — парень застенчивый.

«Больно уж стеснительный да тихий. Даше надо такого человека, шоб в руках ее держав», — рассуждала она, сочувствуя Николаю.

Но напрасны были ее ожидания.

Каждый раз прощаясь, Николай улыбался так виновато, будто наследил у них грязными сапогами.

«Нет, тут щось не то, — снова затревожилась Елизавета Ильинична, — надо видно самой вмешаться».

Тревога возросла, когда мать однажды вечером услышала около калитки голос Валерия Зорина. Но не так-то просто вмешаться в личные дела дочери, которая почувствовала себя взрослой. Одно неосторожное слово, малейший намек может отпугнуть Дашу, она уйдет в себя, подобно ежу свернется в колючий комок, и тогда до нее не доберешься. Да и как начать этот необычный для матери и дочери разговор — разговор двух взрослых женщин?

Сколько тревог и волнений испытала Елизавета Ильинична, пока вырастила дочь! Каждая новая морщинка на лице, каждый седой волос — от этих волнений. Давно, когда Даше было лет шесть, как-то всей семьей поехали за клубникой. Ягодное место облюбовал знакомый лесник, он отвез их туда на своем тарантасе. С любознательной Дашей в лесу не было никакого сладу. Она гонялась за бабочками, лезла на деревья, все время убегала в стороны. На весь лес слышалось ее щебетанье.

Родители увлеклись сбором ягод. Вдруг Елизавету Ильиничну поразила тишина. Громко позвала Дашу. Никто не отозвался. Сергей тоже растерялся от неожиданности. Лесник предупреждал их, что недалеко отсюда вязкие болота. Елизавета Ильинична бросила корзину и кинулась в чащу. До самого вечера бродила по лесу, зовя Дашу, но отвечало только эхо. Несколько раз доходила до топи, проваливалась, но, освободившись, снова шла по берегу болота, с тревожным предчувствием вглядываясь в каждую подозрительную ямку.

Она уже отчаялась увидеть дочь в живых, когда совсем неожиданно натолкнулась на нее. Даша, вдоволь нагулявшись, уснула под кустиком, подложив под голову пучок цветов.

Елизавета Ильинична схватила дочь на руки и сонную начала целовать. Даша проснулась и капризно надула губки.

— Мама! Ну, мама же! Цветы подними, затопчешь. Посмотри, каких я красивых нарвала.

А на другой день, причесываясь перед зеркалом, Елизавета Ильинична заметила у себя на висках несколько седых волос.

Десяти лет Даша заболела крупозным воспалением легких. Три дня и три ночи Елизавета Ильинична сидела в больнице у кровати дочери — сама держала шланг кислородной подушки, раскрывая потрескавшиеся от жара губы, поила водой из ложечки. В тысячу раз было легче мучиться от болезней самой, чем смотреть на муки ребенка. После выздоровления Даши Елизавета Ильинична заметила новые глубокие морщинки вокруг глаз.

Пока дочь была девочкой — слушалась мать, на нее можно было накричать, одернуть. А теперь Елизавета Ильинична не знала, как подойти к ней. Иной раз казалось, что она снова теряет дочь, как тогда в лесу. Младшего Зорина Елизавета Ильинична знала достаточно для того, чтобы не ожидать от него ничего хорошего. А у Даши, по всему видно, такое чувство к нему, с которым не шутят. Подобрал-таки, байструк, ключ к податливому сердцу девушки. Видать опытен в таких делах! И что ему нужно? До каких пор он будет мешать им? Мужу одни неприятности от него, теперь за дочь взялся.

Ее душила бессильная ненависть к Валерию. Такая ненависть бывает у матери к врагу, когда тот губит ее дитя, а она бессильна чем-либо помочь: враг вооружен, а мать безоружна.

Елизавету Ильиничну злила теперь чрезмерная стеснительность Колосова, его слабохарактерность. Она видела, что парень любит Дашу своей особенной тихой любовью, за которую даже не способен бороться.

«Упустил девку, дурень, — возмущалась она, — отдал в лапы цьому негодяю. И Сергей хорош, только зовется отцом, а как живет дочь, что с ней — не видит. Вбил себе в голову какую-то дурь о тормозах и не замечает ничего. Ведь до чего дошло: смеяться над ним стали. Недавно сам инженер депо спрашивал про него: «Ну что, твой еще не забросил игрушки?» Срам один. Тьфу. Рехнулся человек».

Как никогда Елизавета Ильинична нуждалась в помощи мужа, но знала: бесполезно разговаривать о дочери — все равно не поймет. Если Сергей чем-нибудь увлечется, то становится отрешенным ото всего.

Что же делать? С кем поделиться тревогой, у кого спросить совета? Нельзя же бесконечно эту тревогу носить в себе. Пока не зашло слишком далеко, надо что-то предпринимать. Сходить к Агриппине Максимовне? Попросить ее — пусть подействует на Валерия? Кто лучше матери знает своего сына? Ведь не для того, чтоб жениться, завел он дружбу с Дашей. Разве мало девушек в поселке, которые, подобно Валерию, сами не прочь пофлиртовать? Владимир Порфирьевич Зорин когда-то были с Сергеем друзьями. Зачем делать несчастной единственную дочь своего старого товарища?

12