— Почему ты смеёшься? — спрашивает Марна.
— Просто так. Поедем домой?
— Если хочешь.
— Генрих, в особняк, — говорю я шофёру, и «Бэнтли», резко свернув, устремляется к окраине города.
Киборги не бессмертны. Никто не бессмертен: энтропия всесильна. Но вероятность того, что Марна — вернее, Зоя — переживёт меня, велика.
— Сколько в среднем живут киборги? — спрашиваю я.
— Слишком долго, — отвечает Марна. — И людям это не нравится. Тебе тоже?
— Я не завидую. Наверное, просто ревную.
— К чему? — Марна выглядит удивлённой.
— К твоей жизни после меня.
— Не будет никакой жизни «после», — Марна произносит это так серьёзно, что мне становится смешно.
— Прости, — говорю я, не подавая виду.
— Ты должен был догадаться.
— Разумеется.
Дальше едем молча. Марне удаётся найти канал, по которому показывают концерт классической музыки. Салон заполняется волшебными звуками.
Может, рассказать Марне о твари, заведшейся в моей квартире? Нет, пожалуй, не стоит: она и так считает, что я чокнутый. Да зачем? Если это галлюцинация, мне нужен психиатр, а не психолог-бихейвиарист. А если нет… Стоп! Что значит «если нет?» Ничем иным это чудище, вылезающее из трещины в потолке, быть не может. Только не в реальном мире.
Когда «Бэнтли» останавливается перед крыльцом нашего дома, мы выходим и поднимаемся по ступенькам. Фёдор открывает дверь.
— Добрый вечер, — говорит он с лёгким поклоном. — Прикажете подавать ужин?
— Нет, — отвечает за меня Марна, отдавая Фёдору пальто. — Мы обойдёмся.
Я киваю дворецкому, и он уходит.