Лыков улыбнулся:
– Действительно, почему так быстро?
– Взводный унтер-офицер ударил меня топором по голове.
Сыщик перестал улыбаться:
– За что?
– За то, что я еврей.
– Его должны были за это судить.
Хозяин магазина развел руками:
– Не судили, спрятали ненадолго на гауптвахте. А меня подлечили и втихую комиссовали. Что я после этого должен думать о вашей власти?
Статский советник стал подыскивать слова:
– Случай и правда возмутительный, вас можно понять. Но тут другое дело. Наемные работники воруют у владельцев золото, а государственные служащие, которые должны за ними следить, состоят в доле. Я хочу пресечь зло. Помогите мне.
Цукерман задумался. Молчание затянулось на несколько минут, но питерец не торопил его. Наконец еврей сказал:
– Хорошо, я отвечу на ваши вопросы. Но без протокола.
– Пусть так, – согласился Алексей Николаевич, не решаясь давить на важного свидетеля. – Вопрос первый: как давно Мутермильке сплавляет украденное в Березовском заводе золото?
– Больше двух лет.
– Как часто, в каких объемах и кто привозит металл?
– Раз в месяц мешки доставляет в лабораторию кассир-артельщик Музыкин. Он доверенное лицо управляющего. Объемы мне неизвестны, но это пуды.
– Для подобного мошенничества управляющий должен был лично договариваться с ювелиром, – предположил сыщик. – Пуд золота не фунт изюма.
– Так и произошло, – подтвердил Цукерман. – Первый раз управляющий сам приехал на Сибирский проспект, тогда еще с пустыми руками. И заперся с Мутермильке чуть не на час. Я сразу почувствовал: дело нечисто, они сговариваются насчет жульничества. Спросил у хозяина, когда гость уехал, что ему было нужно, и получил ответ: не твое дело. Ну, когда кассир привез первую партию кожаных мешков, я все понял и подал на расчет. Не хотел участвовать в воровстве.
– И что теперь?