Ваня улыбнулся. Неужели это может оказывать влияние на такие серьезные вещи, как любовь и женитьба?
Новобрачных посадили за стол в переднем углу, под образами. Справа и слева от них сели родители.
Хозяин, одетый в новую поддевку, рядом с собой посадил Ивана Даниловича Аксенова. После смерти Ильича, в дни ленинского набора в партию, ветеринар стал коммунистом. Он был единственным партийцем, посетившим лавочника в столь торжественный для него момент.
За столом тесно сидели качановские девчата, подруги Гальки, вразбивку с товарищами Кузинчи — Губатым, Жоркой Аношкиным и Вениамином Дымовым. Все трое — рабочие с паровозного завода.
Всем приглашенным не хватило места, и пришлось Ванде накрывать кухонный стол, делить гостей на два сорта. Кузинча услышал за тем столом свистящий шепот:
— Непорядок это, свадьбу справлять в жениховом доме.
— А где ты ее справишь, ежели на собачьем заводе у невесты заместо фатеры собачья конура?
Покусывая губы, Кузинча нахмурился. Крохотная сторожка утилизационного завода давно была притчей во языцех.
Старик Шульга, против ожидания, щедро одарил девчат, роздал им половину денег, вырученных от продажи облигаций. Таков обычай, который нельзя нарушать. Шульга был в новой рубахе, подпоясанной вязаным поясом, чувствовал себя смущенно и держался в сторонке, подальше от именитых горожан.
Ванда, преодолев скупость мужа, не пожалела денег, чтобы угодить гостям. Широкий стол прогибался под тяжестью мяса, рыбы, студня, яиц, икры, сыра; сверкали откупоренные бутылки дорогого вина с пестрыми этикетками.
Назар Гаврилович Федорец, тоже приглашенный лавочником, войдя в жарко натопленную горницу, с удовольствием читал вслух названия вин:
— «Мадера», «портвейн», «кагор», «шампанское», — брал в руки бутылки, разглядывал их на свет, прищелкивая языком.
Светличный, убедившись, что все уселись и нетерпеливо ждут команды, попросил гостей наполнить бокалы и, когда вино было разлито, произнес витиеватую речь, поздравил молодых, не удержался, съязвил:
— Ждали из заморья, а прибыла из задворья, — и тут же, спохватившись, закричал: — Горько!
Словно лесное эхо, по всему дому зарокотало:
— Горько, горько!
Пришлось молодым целоваться при всех, а люди все пили и все кричали: «Горько!»
Федорец встал за столом величественный, как пророк, и, подняв руку, установил тишину. На память он процитировал из Библии:
— И сотворил бог человека по образу своему, по образу божию сотворил его, мужчину и женщину, сотворил их. И благословил их бог, и сказал им бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею.
Через час, когда все изрядно захмелели, качановский гармонист, тонкостанный Жорка Аношкин, растянул мехи гармошки, девчата повыскакивали из-за стола и перебрались подальше от взрослых, на пустую, холодную веранду, в щели которой задувал пронзительный ветер. Начались танцы. Николай Коробкин пригласил Нину Калганову, закружился с нею в вальсе и забыл все на свете.