— Порядочные люди извиняются за причиненное беспокойство!
— Извиниться можно, но только перед порядочным человеком, — огрызнулся красный от злости Оверко.
— Если я не порядочный, так зачем же ты карманы своей шинели подставлял под мое зерно? Забыл уже? — напомнил кулак, снова обращаясь к молчаливой толпе.
Обыск обрадовал старика. Время было уезжать в Кронштадт к сыну, и Федорцу было на руку, что большевики рылись у него в доме при нем самом. Теперь богом проклятый Отченашенко надолго оставит его семью в покое. Федорец с раздражением замечал, что после реквизиции хлеба у кулаков и раздачи его бедняцким семьям авторитет сапожника Отченашенко возрастает. К нему в сельсовет все больше являлось людей, они несли ему свои сомнения и печали, спрашивали совета и наставления.
Весь день Назар Гаврилович думал о Хри́сте, собирался открыться ей в том, что уезжает, но она избегала встречи с глазу на глаз, и видел он ее только на людях.
После того как он избил сноху в поле и она с гневом и болью открылась ему в своей беременности, старика словно подменили. Вновь почувствовав себя отцом, он стал нежен к ней, застыдился своих былых грубых выходок.
Назар Гаврилович не знал радостей любви. Некогда ему было заниматься такими пустяками, вся энергия его уходила на сколачивание капитала. Он женился рано, когда ему было двадцать лет, на такой же работящей, как он сам, дивчине из соседнего села. Вместе они работали в поле по восемнадцать часов в сутки, подгоняли, как кирпичик к кирпичику, рублик к рублику, возводили крепкое здание своего благополучия.
Через год после свадьбы жена родила ему первенца, которого поп, поглядев в святцы, окрестил Ильей. Через год после первых родов появилась девочка, нареченная Одаркой.
На пятый год замужества молодая, здоровая жена его возвращалась с поля домой на возу с сеном. Дело было после грозы, воз застрял в балке, залитой водой, женщина принялась помогать быкам вытащить поклажу из грязи, надорвала какую-то жилу и, прочахнув всю осень и зиму, на благовещение отдала богу душу.
Федорец не плакал. Он даже обрадовался. Смерть жены развязывала ему руки. К тому времени он уже знал, что брак может стать выгодной сделкой и что он здорово прогадал, взяв себе в жены хоть и красавицу, но бесприданницу; она жила у него как работница «у благодетеля, на чужих хлебах».
Овдовев, Федорец стал внимательно прицениваться к знакомым женщинам, чтобы, не дай бог, опять не продешевить. И вскоре выбор его пал на некрасивую сестру лавочника Бровы, за которой давали пятьдесят десятин земли, пару волов и несколько сундуков приданого. Не раздумывая долго, Федорец послал сватов.
Свадьбу справили на покров, кстати, и праздник пришелся на воскресенье. А через год родился Микола. Кулак обрадовался — бог посылал в семью к нему нового работника.
Вторую жену Федорец не любил так же, как и первую, редко баловал ее вниманием, еще меньше — лаской. К тому же она быстро обрюзгла, с каждым годом все больше становилась взбалмошной и деспотичной бабой, не в пример брату не умела ни сколачивать деньгу, ни выколачивать ее у ближних. Часто она становилась ему помехой во многих начинаниях, не знала цены деньгам и, словно городская финтифлюшка, транжирила и мотала их на тряпки.
Он стал избегать жены и часто ложился спать один, на сеновале, или с сынами на одном рядне, расстеленном в саду, под цветущими вишнями. Так продолжалось без малого шестнадцать лет, пока случай не толкнул его на грех с невесткой.
Как-то июньским утром он отправился на ставок трясти поставленные еще с вечера вентери. Набрал с пуд рыбы — с пуд живого серебра, перекатывающегося у его босых ног на дне челна, залитого зеленоватой, пахнущей тиной водой.
Занятый своим тихим делом, Назар Гаврилович не сразу заметил голую девчонку, мелькнувшую на голубом, повитом предрассветным туманом берегу. Тихо погружая в поросшую лилиями и желтыми кувшинками воду весло, чтобы не выдать себя, Назар Гаврилович приблизился и, порезав руки об острые, как бритва, листья, раздвинул камыши, увидел маленькую фигурку невестки. Он узнал ее сразу по гордой, изящно поставленной голове, по острым грудям, которые она, приподняв ладонями, обратила к небу. Так она стояла мгновение, обдуваемая утренней прохладой, вся освещенная первыми лучами молодого солнца, проклюнувшегося у казацкой могилы за ветряками, взмахнула тонкими руками и с крутого глинистого обрыва, словно чайка, слетела в воду.
Старик, ловко орудуя веслом, незаметно провел челн среди зарослей молодого камыша, подплыл к берегу и, делая вид, что шутит, завладел одеждой снохи, бережно сложенной на берегу.
— Ой, тато, зачем вы тут, оставьте, — жалобно взмолилась Христя, осторожно подплывая к берегу.
— Ладно, одягайсь, я отвернусь…
Но когда сноха стала одеваться, поспешно натягивая на мокрое тело сорочку, старик обернулся, увидел: стройные ноги, мягкий живот, зеленые пятнышки приставшей к телу ряски. Настоящая панночка! Вожделение, словно хмель, ударило в голову.
ebooksa