– Мне кажется, я придумала, как обойтись с вами, господа, – нарушила молчание Маргарита. – Вы слишком много видели, поэтому глаза вам больше ни к чему. Для начала Адам выколет их вам, чтобы новые впечатления не заслонили собой старые – они должны навсегда сохранить свою свежесть. Затем, думаю, будет уместно лишить вас языков и пальцев – это поможет вам сохранить в тайне все, что вы узнали в Бендерах. Возражения есть? Возражений нет. Адам, милый, возьми, пожалуйста, в руки стилет господина Гуро и докажи нам, что не он один умеет ловко управляться с этой вещицей.
Хотя Гоголь утратил способность двигаться и хоть сколько-нибудь управлять своими мышцами, он все еще мог думать. В первые секунды поток лихорадочных мыслей был слишком обилен и стремителен, чтобы выудить там хоть какой-то смысл. Но при приближении Верховского со стилетом в руке мозг неожиданно очистился от лишней шелухи, и там вызрела одна-единственная четкая мысль.
Крест! Нужно каким-то образом взять его в руку, и тогда чары ведьмы утратят свою силу. Гоголь напряг руку. Она висела как неживая. Ощущение было такое, как если бы он всю ночь проспал мертвецким сном на правом боку и передавил все жилы, по которым циркулирует кровь. Рука словно отмерла. Она была тяжелая и холодная. Стараться пошевелить ею было все равно что управлять каучуковой конечностью, подвешенной к плечу. И все же, сосредоточившись на ней, Гоголь добился кое-каких результатов. Где-то там, внутри «омертвелой» плоти, зародились мурашки, обычно свидетельствующие о восстановлении кровообращения. Но сколько времени это займет? И сколько времени понадобится Верховскому для того, чтобы дважды воткнуть клинок в глазницы?
Сталь сверкнула напротив зрачка Гоголя, а он был лишен возможности хотя бы сомкнуть веки. Проклятая Медуза Горгона заколдовала его!
Острие было всего в одном вершке от глаза, когда Маргарита сказала:
– Нет, Адам. Начни с другого. Мы продлим интригу для господина Гоголя. Я хочу, чтобы он как следует проникся важностью момента.
Верховский молча перешел к Гуро. Гоголь обливался потом в ожидании ужасной развязки. Неужели он позволит ослепить товарища, а потом и себя? Как жить дальше без глаз, без языка, без пальцев? Такое прозябание будет гораздо хуже смерти. За что Маргарита их так ненавидит?
«Тогда, в церкви, мы не поддались ее чарам и обратили в бегство ее кошмарное воинство, – вспомнил Гоголь. – Один действовал крестом, второй оружием, но с равным успехом. Мы победили тогда и были близки к победе сейчас – вот причина ненависти колдуньи».
Верховский приблизил клинок к переносице Гуро, вынужденного смотреть на своего палача. Маргарита улыбалась, похлопывая себя хлыстом по голенищу. Ухмылялся и Верховский, отчего его разбитое, опухшее от побоев лицо представляло собой самую уродливую маску, какую только может представить себе человеческое воображение.
– С какого глазика начнем, сударь? – спросил он. – С левого или с правого? Вы мигните, чтобы я не ошибся.
Гуро издал низкий стонущий звук. Так мычат во сне люди, когда пытаются и не могут очнуться от кошмара. Но это был не сон. Клинок был настоящий, все было по-настоящему.
«Следующим буду я, – подумал Гоголь. – Господи Иисусе Христе, помилуй мя, грешного».
Он еще не понял, что именно, но что-то в нем изменилось. Слова молитвы послужили волшебным ключиком, заново запустившим тот сложный механизм, каковой позволяет нам производить миллионы всевозможнейших и разнообразнейших действий. Что до Гоголя, то он весь был сосредоточен только на одном деле, которое следовало осуществить.
– Господи Иисусе Христе! – вымолвил он вслух.
Губы послушались, невзирая на томительное онемение, сковывающее их.
Занесенная рука Верховского застыла, как будто настал его черед впасть в столбняк.
– Помилуй мя! – сказал Гоголь.
Верховского затрясло. Он прилагал неимоверные усилия, чтобы вонзить стальное жало в глаз Гуро, но невидимые тиски удерживали его руку.
– Грешного! – выкрикнул Гоголь.
– Нет! – взвизгнула Маргарита из своего кресла. – Не смей! Не смей!
ebooksa