Гоголь. Мертвая душа

22
18
20
22
24
26
28
30

В том, как она стрельнула в него глазами на прощание, угадывалось что-то смутно знакомое. «Кто она? – спрашивал себя Гоголь, разворачивая лист. – Смотрит как...»

Он не смог подобрать определения, но точно знал, что у челяди не может быть такого взгляда и выражения лица.

– Маргарита, – прошептал он, пробежав взглядом по идеально ровным строкам, начертанным бегущим, уверенным почерком с обилием замысловатых петель.

Письмо подписано не было, но он не сомневался в том, что правильно угадал автора. Она, она! Кто еще мог передать в нескольких фразах столько насмешливой изысканности, высокомерия и ненависти?

Послание той, кто именовала себя баронессой фон Борх, гласило:

Сударь! Я не попрощалась с вами не по причине невежливости, а потому что очень скоро нам предстоит встретиться снова, когда под рукой у вас уже не будет той безделицы, которая помешала нам закончить свидание так, как оно должно было закончиться. Передайте то же самое человеку, называющему вас другом и не считающему вас таковым. Не сомневайтесь в моем твердом намерении повидаться с вами в самом ближайшем времени. Мир тесен, а жизнь коротка, порой намного короче, чем нам того хочется.

И все.

Перечитав написанное, Гоголь бросился вниз, чтобы разыскать ту девицу, которая передала ему послание. Как и следовало ожидать, обе служанки постоялого двора совершенно на нее не походили.

– Это была она, – убежденно сказал Гоголь Гуро. – Маргарита, Одного только не понимаю. Отчего она сразу не расправилась со мной?

– А вы бы этого хотели, Николай Васильевич? Готовы остаться с выцарапанными глазами, лишь бы снова увидеть ее? О! – Гуро шутливо заслонился пятерней с рубиновым перстнем на пальце. – Не смотрите на меня таким испепеляющим взором, не то одежда на мне вспыхнет! Шучу, голубчик, шучу. А если серьезно, то причина понятна любому, кто хоть сколько-нибудь занимался магией. Ведьма растратила слишком много колдовской силы, чтобы представлять собой опасность. По сути, если бы вы опознали и схватили ее на месте, она не смогла бы оказать вам сопротивления больше, чем любая другая девица. – Не сумев перебороть искушение, Гуро добавил невинным тоном: – Элеонора, например!

– Сударь! – вскипел Гоголь. – Не ожидал я подобной неделикатности от вас после всего того, что нам довелось пережить вместе.

– Виноват, Николай Васильевич, – произнес Гуро с неподражаемой смесью иронии и аристократического достоинства. – Не подумал, что это заденет вас так больно.

– Еще бы, Яков Петрович. Ведь душа у меня живая, в отличие от тех душ, которых мы здесь повидали. И знаете, что я понял про Маргариту фон Борх? Она тоже неживая. Она была здесь главной Мертвой Душой.

– Она вернется, когда поднакопит сил, мой друг. Ведь месть и ненависть составляют весь смысл существования созданий такого рода.

По лицу Гуро пробежала тень. Он зябко повел плечами и произнес совсем другим, прозаическим тоном:

– Если вас ничто больше не держит в этой дыре, то окажите честь и составьте мне компанию в моем путешествии в Петербург. Сегодня выпадет первый снег, но пересаживаться в сани еще рано. Даст бог, домчим на колесах до самой столицы.

– Будем надеяться, – кивнул Гоголь, которому тоже захотелось поскорее очутиться как можно дальше отсюда. – Я с радостью принимаю ваше предложение, Яков Петрович.

В тот же день они тронулись в путь. Кузов был вместительный, так что при желании можно было лежать вытянувши ноги. Это позволяло сократить количество остановок и прибыть в Петербург до наступления настоящих холодов.

В дорогу Гоголь захватил дощечку и тетрадь, чтобы делать по пути заметки карандашом. Он приступил к этому занятию сразу, как съехали с брусчатки.

– Что это вы там черкаете? – осведомился Гуро, обложившийся газетами и почтой, доставленными ему из столицы.