Хэриб. Чужестранка для шейха

22
18
20
22
24
26
28
30

Нафиз мягко отнял мою руку и, поцеловав несколько раз, сжал мои пальцы в своей большой ладони.

– Ксения, – назвал русским именем, что делал нечасто. – Прошу тебя.

– Я не смогу без тебя, Нафиз, – прижалась щекой к его сильной груди, в которой быстро и гулко билось сердце. – Не смогу. Мне страшно, понимаешь? И я не хочу без тебя больше. И наш сын…

– Ты была права, когда сбежала, чтобы защитить его, – он стал медленно гладить меня по волосам, погружая в них пальцы и аккуратно высвобождая. Знал, как я люблю эту ласку. – И ты должна сделать это снова. Обещаю, я разберусь со всем, и вы вернётесь. Но пока так надо, любимая.

В глазах запекло. Непрошенные слёзы защекотали в носу, но я смогла их сдержать. Нафиз настаивал, чтобы я и Петя снова улетели, чтобы мы спрятались. Уверял, что у меня это отлично получается, потому что ему понадобилось больше трёх лет, чтобы найти меня.

Он считал, что в Эмиратах мне и ребёнку находиться сейчас опасно. Между Каримом и Нафизом разразилась настоящая война, и первый вероломно заманил брата в ловушку и попытался убить, обставив всё как аварию. Это случилось как раз тогда, когда мы с Рамирой сходили с ума от неизвестности. Наши сердца, искренне любившие, безошибочно почувствовали, что Нафиз в опасности.

Но он смог выбраться из засады. Вместе с водителем почти добрался до дома, пройдя полтора десятка километров по пустыне. Но тут его брат решил всё взять в свои руки и закончить начатое. Лично убить, оставив право наследования за собой. Ведь Карим не знал на тот момент о Пете – законном наследнике.

Но Нафиз снова смог одержать победу. Он выстрелил в брата и убил его. Мне потом говорил, что будто в себя самого выстрелил. Они ведь родные братья, и мой шейх так или иначе любил Карима.

А потом была сошедшая с ума от горя Саффана. Не по убитому за предательство мужу, а по тому положению в обществе, которого она жаждала с самого детства. Не получила своё, и её девичьи мечты окончательно растворились.

Ну а что было после, все знают.

Когда я вышла из больницы, то Рамиру уже похоронили. Мусульмане чаще всего хоронят своих в день смерти или на следующий, а я была в больнице целых четыре дня. Не успела попрощаться и прошептать этой смелой девушке своё спасибо.

Если бы не она, меня бы на этом свете не было, потому что я бы не стала жить в мире, где нет моего сына. Я бы хотела её поблагодарить. И попросить прощения. Я никогда не имела цели обидеть её, лишить того, что ей дорого – любимого. Но так сложилась жизнь, мы оказались по разные стороны. И ей это не помешало закрыть грудью от пули моего ребёнка.

Я очень сожалела, что не смогла с горячей благодарностью поклонится ей в ноги. Но я молилась. Не Аллаху, а Христу. И как бы это странно не было, ведь Рамира была мусульманкой, я решила, что не имеет значения, какому богу я вознесу молитву, если она будет искренней и идти из сердца.

И я навсегда запомню эту девочку не как свою соперницу за сердце и постель мужчины, а как милую, добрую, искреннюю. Потому что именно такой Рамира и была.

А потом… потом оказалось, что Карим жив. Выжил, выкарабкался каким-то чудом. Он был в бегах, но мы понимали, на что он способен.

Он хотел власти.

А особенно после того, как Премьер, чей единственный сын не проявлял интереса к управлению государством, решил избрать преемником Нафиза – одного из самых талантливых и амбициозных шейхов Эмиратов. Затем он и приезжал тогда во дворец.

И теперь Нафиз очень боялся. Но не за себя, хотя это меня очень удручало, он боялся на Петю. Многим не нравилось, что единственный наследник преемника Верховного шейха рождён от неверной чужестранки.

Поэтому Нафиз и убеждал меня уехать. Снова скрыться, раствориться, спрятаться с сыном, пока он сам во всём тут разберётся. Пока не устранит опасность.

А вот я в этом плане сильно сомневалась. Представить себе не могла больше, как я и Петя будем вдали от моего шейха.