– Да, – тихо ответила я, – Евлампия Романова.
– Рад знакомству, – сказал мужчина, – Андриан. Это Софья.
– Сильно ушиблись? – заботливо спросила брюнетка.
– Простите, мне можно присвоить звание мастера художественного падения, – призналась я. – Зацепилась за что-то ногой.
– Идиотская гримерка, – рассердилась Софья. – Человек открывает дверь, делает шаг и потом натыкается на высокий порог. Интересно посмотреть на мастера, который повесил створку, а приступку сделал на расстоянии метра от нее. Из десяти посетителей девять падают. Я буду для съемки краситься, а вы пока объясните, что рекламировать надо?
– Я пришла по-другому вопросу, – возразила я. – Может, вы знакомы с Маргаритой Андреевной Волгиной?
Софья повернулась ко мне. На одном глазу у нее были пышные ресницы, второе око выглядело на его фоне голым.
– С кем?
– С Маргаритой Андреевной Волгиной, – повторила я.
– Лично нет, но слышала об этой особе. Желания встречаться с ней не имеется. С какой целью вы пришли? – нахмурилась Генкина. – Андрюня, сделай милость, покинь нас на некоторое время.
Когда мы остались одни, актриса продолжила:
– Что знаете о Маргарите? Зачем она вам?
– Ничего не знаю, – честно ответила я и рассказала о краже белья с имплантами, о вранье и о том, что мы не смогли узнать, где живет Волгина.
– Хорошо, попробую ввести вас в курс дела, – поморщилась Софья. – У моей мамы есть двоюродный брат Федор.
Софья закатила глаза.
– Я узнала о наличии родственника случайно. Моя мамочка, Ирина Григорьевна, – один из столпов советской педиатрии. Она главврач больницы, воспитала армию медиков. А папа – известный скрипач. Все, о чем расскажу, происходило в начале двухтысячных, мама тогда уже открыла детский медицинский центр. И туда на «Скорой» доставили подростка примерно моего возраста. Сколько той девочке было лет, точно не помню. Может, она на год-другой старше или младше. Нашли бродяжку в каком-то подвале, диагноз: передозировка наркотиков. А я в тот день у мамы на работе сидела. Ирина Григорьевна очень хотела, чтобы я стала педиатром, мечтала мне свой центр завещать.
Актриса тихо засмеялась.
– Бедная мамочка! Она постоянно меня на работу с собой брала, ради меня организовала при больнице школу юного медика. Туда принимали подростков, которые мечтали стать хирургами, терапевтами, окулистами. Тинейджерам читали лекции, а потом отправляли в отделения помогать санитаркам. Начинали с низов: вынести судно, покормить того, кто сам ложку держать не способен, помыть, одеть, причесать недужного.
Софья взяла бутылочку с лосьоном.
– Кое-кто из юных мечтателей, увидав своих сверстников, которые имели разные, подчас страшные болезни, пугался почти до обморока. Других тошнило при виде судна, третьи брезгливо морщились, когда у подопечного еда изо рта вываливалась. Такие ребята или убегали вскоре после того, как входили в палату, или могли один день отработать и более не появиться. Вот из тех, кто оставался, получались студенты медвузов. А я-то давно, лет в семь, решила: стану актрисой. Но у мамы были другие планы, поэтому мне приходилось проводить в медцентре все выходные и каникулы. Я ненавидела все, что связано с медициной, меня выворачивало наизнанку от дурных запахов, тошнило при виде крови. Мамуля же стояла насмерть, говорила: «Я основала медцентр не для того, чтобы его в чужие руки отдать! Все для любимой Софьюшки. Дорога тебе в педиатры. Повзрослеешь – сто раз меня поблагодаришь. Актриса очень зависима, за хорошую роль придется драться. И не факт, что победишь».