— Ты придешь еще? — осторожно поинтересовалась Марина.
— Не знаю, — после паузы ответил Ружин. — Не знаю…
— По крайней мере честно…
— Мои слова, — усмехнулся Ружин.
— Что? — не поняла Марина.
— Ты все время употребляешь мои выражения.
— Ну, такое не забывается, — не скрывая иронии, произнесла Марина.
— Не злись, — попросил Ружин.
Свет от фонаря шел скупой и зыбкий, и пыльный какой-то, а еще фонарь Дрожал, от ветра, наверное, мелко-мелко, и казалось, все предметы в спальне шевелятся и не просто шевелятся, а неотвратимо надвигаются на постель — и стулья, и кресла, и-пуфики разномастные, и грельяж… Ружин тряхнул головой, но мебель все равно шевелилась. А потом открылась балконная дверь, медленно, плавно, будто кто тихонько подталкивал ее. Ружин приподнялся, вглядываясь Марина обхватила его, прижалась, вздрагивая. Дверь захлопнулась рывком. Сквозняк.
— Я вчера был у Копылова, — заговорил Ружин. — Я сказал, что хочу работать на любой должности, в розыске. Это мое, понимаешь? Это единственное, что я умею и люблю делать Это как наваждение. Где бы я ни был, тут же я вычленяю воров, фарцовщиков, наркоманов, гомиков… Я профессионал. Я устал без работы.
Марина убрала руку с его груди, села, подогнув колени и опершись на спинку кровати.
— И что Копылов? — скучно спросила она.
— Пообещал, что все решится положительно, — ответил Ружин и заметил с почти искренним воодушевлением — Он совсем неплохой малый, твой муж. Мы с ним мило поболтали, умен, эрудирован, болеет за город… Вот так.
— Значит, следствие прекратят? — осведомилась Марина.
— Прекратят.
— И суда не будет?
— Не будет.
— И тебе не грозит пять лет?
— Не грозит.
— И забудется то, что ты был арестован за покушение на убийство Гарабова и просидел в тюрьме два месяца?