Пленум ЦК КПСС, заслушав и обсудив доклад Президиума ЦК — тов. Маленкова Г. М. о преступных антипартийных и антигосударственных действиях Л. П. Берия, направленных на подрыв Советского государства в интересах иностранного капитала и выразившихся в вероломных попытках поставить Министерство внутренних дел СССР над Правительством и Коммунистической партией Советского Союза, принял решение — вывести Л. П. Берия из состава ЦК КПСС и исключить его из рядов Коммунистической партии Советского Союза, как врага Коммунистической партии и советского народа».
В помещенной ниже передовой статье «Несокрушимое единение партии, правительства, советского народа», внешне написанной в духе сталинских времен, отчетливо прослеживалась мысль о вреде культа личности, способного порождать уродливые явления в партии и государстве «Вместе с тем, — говорилось в передовой, — из дела Берия должны быть извлечены политические уроки и сделаны необходимые выводы.
Сила нашего руководства — в его коллективности, сплоченности и монолитности. Коллективность руководства — высший принцип руководства в нашей партии. Этот принцип полностью отвечает известным положениям Маркса о вреде и недопустимости культа личности».
Этой идее еще предстояло зреть, набирать силу, чтобы стать программной на XX съезде партии, после чего и оценка Берии обрела полноценный характер.
Пока же обвинения Берии сводились прежде всего к его политическому авантюризму, буржуазному перерождению, антипартийным и антигосударственным действиям.
Дней через десять после ареста началось официальное следствие по делу Берии, вести которое было поручено Р. А. Руденко, в то время прокурору УССР. Иван Григорьевич Зуб присутствовал на всех допросах, длившихся до декабря и вылившихся в пятьдесят с лишним томов.
Вначале Берия заявил, что ни в чем не виноват и ничего показывать не будет. Требовал его отпустить. И постоянно держал охрану в напряжении. Однажды, когда полковник принес ему еду, Берия запустил в него табуретом. Офицер поспешил в кабинет Москаленко, где в это время находились Батицкий с Зубом. Кирилл Семенович с присущим ему чувством юмора сказал:
— Павел Федорович, берите Ивана Григорьевича и наведите порядок, а если будет неустойка, зовите меня на помощь.
Берия попросил перо и бумагу, решил написать письмо Маленкову, с которым прежде у него были приятельские отношения. Писал в присутствии Зуба, и тот практически дословно запомнил это послание;
«Здравствуй, Жора! Я сейчас нахожусь в таком нелепом положении. Я прошу тебя освободить меня и иметь в виду, что в сейфе у меня двенадцать комплектов дамского туалетного белья и денег целая куча. Это деньги, которые я выиграл по займам…»
Продолжая уклоняться от показаний, Берия объявил голодовку, отказывался от пищи одиннадцать дней. При его здоровье и комплекции это не очень ему повредило. Кроме всего прочего, он требовал, чтобы ему привели женщину.
На одном из допросов Руденко показал Берии документ и спросил:
— Это ваша подпись?
Берия смотрел, смотрел, наконец вымолвил!
— Моя.
После этого он начал давать показания.
Когда следствие было завершено, Берия должен был все записи от начала до конца прочитать и на каждой странице расписаться. Он начал читать и бросил:
— Не могу!
Да, жертвы Берии не раз отказывались от своих показаний, вытянутых у них шантажом, угрозами, силой. Признание вины подследственным и чьего-нибудь доноса бывало достаточно, чтобы превратить человека в «лагерную пыль». Но в данном случае следствие велось совсем по другим принципам.
Берия начал давать показания, когда ему был предъявлен документ — прямая улика. Только под воздействием улик он становился разговорчивым. И хоть в период следствия приверженцы Берии стремились сделать многое, чтобы замести следы, не допустить дальнейшего разоблачения преступлений этого человека, а заодно и своих, в свидетельских показаниях не было недостатка.