Издавала аромат елка, горели свечи, дети пели, и Инга щеголяла в новом халате. Мартин Бек, поставив локти на колени, а подбородком опершись на руки, смотрел на обертку пластинки с полицейским, который хохотал во все горло.
Он думал о Стенстрёме.
Зазвонил телефон.
Леннарт Колльберг старательно смешивал разные вина, раз за разом пробуя смесь, пока не удовлетворился ее вкусом, затем сел к столу и оглядел комнату, производившую полное впечатление идиллии. Бодиль лежала на животе и заглядывала под елку. Оса Турелль сидела на полу, поджав ноги, и играла с ребенком. Гюн сновала по квартире с кроткой, ленивой небрежностью, босая, одетая во что-то среднее между пижамой и спортивным костюмом.
Он положил себе на тарелку кусочек вяленой рыбы, удовлетворенно вздохнул, ожидая заслуженного сытного ужина, который вот-вот должен начаться, затем заложил за воротник рубашки конец салфетки, расправил ее на груди и поднял рюмку, глядя против света на прозрачный напиток. И как раз в этот момент зазвонил телефон.
Колльберг мгновение колебался, одним духом выпил вино, пошел в спальню и снял трубку.
— Добрый вечер. Вам звонит Фрейд.
— Очень приятно.
Колльберг был уверен, что не попал в список дежурных на случай тревоги и никакое новое массовое убийство не вытянет его из дома. Для таких вещей выделены специальные люди, например Гюнвальд Ларссон, который не избежал этого списка, и Мартин Бек, который отвечает за все в силу своего высокого служебного положения.
— Я дежурю в психиатрическом отделении тюрьмы на Лонгхольмене, — сказал Фрейд. — Один наш пациент хочет немедленно поговорить с вами. Зовут его Биргерссон. Он говорит, что обещал вам, что это очень важно, и…
Колльберг свел брови.
— Он не может подойти к телефону?
— Нет, правила этого не позволяют.
Колльберг помрачнел.
— О"кэй, я еду, — сказал он и положил трубку. Жена, услыхав последние слова, вытаращила на него глаза.
— Я должен поехать на Лонгхольмен, — виноватым голосом заявил Колльберг. — И как, черт возьми, найду я кого-то в сочельник, чтобы меня подвезли?
— Я тебя повезу, — сказала Оса. — Я еще ничего не пила.
Дорогой они не разговаривали. Вахтер в тюрьме подозрительно посмотрел на Осу Турелль.
— Это моя секретарша, — сказал Колльберг. Биргерссон не изменился. Может, только казался еще более робким и худым, чем две недели назад.
— Что вы хотите мне сказать? — недовольно спросил Колльберг.