Шум ветра

Круглолицый мужчина поставил свой небольшой серый чемоданчик в угол и, облокотившись на столик, смотрел в окно, обозревая ночной Ленинград.

— Чудный город, ребята! — восхищенно сказал он, щелкнув пальцами, как цирковой иллюзионист. — Сказка! Волшебный сон, скажу я вам. Жалко уезжать.

Он постоял, любуясь смутно различаемым силуэтом города, который медленно размывался и стушевывался в тускло-сером свете белой ночи. Сел на свое место и теперь отчетливо разглядел остальных пассажиров. Один из них был лет пятидесяти пяти, он показался несколько странным, старомодным, с вытянутым сухим лицом, в пенсне, каких нынче почти никто не носит, в узком галстуке с поперечными полосками. Уголки воротничка белой рубашки были скреплены серыми запонками, из верхнего кармана клетчатого пиджака выглядывал уголок платка с красной каемкой. Человек вынул из внутреннего кармана календарь и карандаш, стал что-то отмечать на листках. Серые, глубоко посаженные глаза смотрели сквозь стекла пенсне напряженно, тонкие длинные пальцы отливали бледностью и синевой.

Другой пассажир был совсем молодой, краснощекий, с добродушным выражением уставился в газету. Лицо было гладкое, бритое, светлые волосы подстрижены не коротко, не длинно, однако, как у женщин, закрывали уши. Ворот простой синей рубашки расстегнут, джинсовые брюки слегка потерты на коленях. Он держал во рту сигарету, но не прикуривал, будто забыл о ней при чтении.

Пожилой круглолицый мужчина раскрыл свой чемоданчик, выложил на стол свертки с закусками, поставил бутылку водки.

— Ну что, мужики, выпьем для знакомства? Милости прошу, садитесь к столу. Вон сколько добра. Присаживайтесь! Ешь, пей сколько влезет. На свадьбе я был, ребята. Три дня пировали и еще на дорожку отвалили целый вагон харчей.

Человек в пенсне пожал плечами, деликатно сказал:

— Спасибо. Я ужинал. И вообще на ночь нехорошо злоупотреблять.

— Ерунда, — настаивал круглолицый. — Исключения для всех правил бывают. Бросай газету, молодой человек.

Молодой парень живо свернул газету, совсем просто, даже с радостью, подвинулся к столику.

— Я, собственно, с удовольствием. Не откажусь.

— И вы тоже, прошу вас, — повернулся круглолицый к бородачу. — Нет ли у вас ножичка?

Бородач улыбнулся и молча вынул из кармана перочинный нож.

— Порежьте колбаски, ветчину, рыбку, а я мигом схлопочу у проводника стаканчики.

Он вышел и принес четыре стакана. Разлил водку всем, протянул стакан человеку в пенсне.

— Персонально умоляю. Нельзя отставать от компании. Один глоток за моего друга-ленинградца. Золотой человек! За наше знакомство, товарищи.

Он сунул в руки очкарика стакан и стал чокаться со всеми.

— До дна, ребята!

Молодой запросто опрокинул стакан и не поморщился, бородач опорожнил посудину несколькими степенными глотками, а очкарик завилял плечами, зажал нос пальцами левой руки, отхлебнул водку как чай, откашлялся, поставил стакан на столик.

— Извините, — сказал он стыдливо. — Без сахару не могу. Может, найдется пару кусочков?