Он прищурился, даже пригнулся, и медленно, не делая резких движений, пошёл вокруг сидящего в кресле деда, не сводя с него глаз.
– Интерееесно.
– Что?
– Давно он здесь?
– Минут десять.
– Что говорил?
– Это мой дед – Леонид Иванович. Он э…
– Умер, – пришёл мне на выручку Семён.
– Эм… да, – подтвердил я.
Боже, как же всё нелепо.
– Так что Леонид Иванович говорил? – не унимался Семён.
– Ничего, спросил как дела, рассказал мне историю, которую в детстве перед сном рассказывал. Всё. Не смотрит на меня. На вопросы не отвечает. Он словно и здесь и нет.
– Ага. Ага.
– Тошка, – вдруг подал голос Дед, и сразу замолчал.
– Что?
Дед обстоятельно затянулся своей папиросой, и как любил, выпустил дым уголком рта. Глядя на это, в груди у меня всё сжалось. Дед, мой дед! Родной. Сидит, курит свой любимый Беломорканал. Как тогда – когда я был ребёнком… Захотелось подбежать к нему, обнять, почувствовать его тепло, вдохнуть едкий запах табака и ядрёного одеколона.
– Ты с ним поосторожней, – вдруг произнёс дед, и тем самым прервал мои сентиментальные мысли. – Шельмец он.
– С ним? – я кивнул на Семёна.
– Разумеется со мной, – влез в разговор тот. – Дело в том, что Леонид Иванович сейчас является духом. А им не очень понятна форма существования Свободных. Не понятна и оттого подозрительна.
– Свободных?