— Эй, вы, а ну, быстро сюда!
С первой секунду ставлю их в тупик. Это же они, они должны были скомандовать «Эй, шкет, ходи сюда!» или вот это брутальное «Сюда иди!». И что делать? Подойти означает подчиниться моей бесцеремонной команде. Не подходить? Справедливо решу, что обоссались, и они будут знать, что я так решу. Не догадаются — прямо скажу. Опять же намеренно не использую оскорблений. Оскорбление это повод, возможность ответить репрессивно, не теряя лица. Пока не использую.
— Не понял! У вас не только глаза, но и уши песком забиты?! — Зина бы оценила. Но чу! Благодарные зрители есть. Продавщица стоит в дверях, — не вижу, но чувствую, с отвисшей челюстью, — и следит за событиями. Полагаю, не столько из соображений гуманизма, — как бы маленького не побили, — а чистого любопытства. Продолжаю давить на троицу взглядом прокурора, а то и выше, строгого учителя начальных классов.
Троица находит выход, продвигается наискосок, мимо меня и дальше.
— Ты, — тычу пальцем в брунета, одного из крупных, — кто такой?
Тот не отвечает, зыркает многообещащим взглядом.
— Криворучко это Антон, — закладывает парнишку продавщица, — а это братья Самойкины… не помню, как зовут. Их там много.
— Смотри у меня, Криворучко. Если чо, станешь Хромоножкой, — не стесняюсь декларировать свои намерения этому Кривоножке.
Злые и обескураженные парни сваливают. Сощуриваю глаза. А ведь тактически правильно делают. Они двигают в сторону оврага, отрезают мне путь домой. И это хорошо.
— Вить, — беспокоится продавщица, — давай я тебя провожу…
А вот это плохо.
— Не, не, — отчаянно машу головой, — вы их испугаете, и они убегут.
Двигаю за обиженной шпаной. Может, меня и отлупят, но до чего же весело! Знаю точно, никогда их так круто не опускали.
Пытаюсь сдержаться, но ухмылка сама растягивает губы. Тактически грамотные ребята перехватывают меня перед оврагом. С дороги на неё тропа уходит, и мы сейчас и далеко и вне поля зрения вероятных наблюдателей от магазина. А дорога пустая, ходят тут редко. Какая-то бабка со стороны Выселок проковыляла, — парни тут же изображают скучающий вид, — в сторону магазина. Всё. Высший оператор нажал на кнопку «Пауза». Чую всем сердцем, нам никто не помешает. Немножко страшно, но это даже хорошо. Шустрее буду.
Тропу ограничивает трава нарастающей по мере удаления высоты. Постепенно и неровно она переходит в кусты и небольшие деревья. Короче, места нам хватит. Бросаю холщовый мешок в траву. Растягиваю пальцы, выкручиваю кисти и локти. Готовлюсь.
— Ну, чо? С кого начать? Давай с тебя, для разминки, — тычу пальцем в младшего Самойкина. Это он меня пытался атаковать в магазине. Он самый мелкий, хоть старше и крупнее меня. Нечто среднее между братьями Ерохиными. Местные братья — рыжие под маскировкой. Цвет выгоревших волос белёсый, типа они блондины. Но густые веснушки выдают в них то племя, которому ещё царь Пётр I специальным указом запретил свидетельство в суде, «ибо Бог шельму метит».
Парни переглядываются. Опять я их опередил. С самого начала наверняка сами так планировали. Натравить самого мелкого, поддержать морально. После победного завершения могли расщедриться на пару пинков и затрещин. И зло, в моём лице, было бы примерно наказано. Очень желательно, чтобы я хныкал, размазывая кровавые сопли по битой роже. Мечты, мечты… а может и привычная радость.
— Ну чо? Сам начнёшь, иль тебе выписать для бодрости? — Вопрошаю младшего Самойкина, рискнувшего выступить застрельщиком. Мне надо, чтобы он начал. Драка не шахматы, атакующий первым рискует больше. А у моего визави и без того преимущество в росте, весе и силе. Если что, быстро дам оплеуху и отскочу…
А нет, враг бросается. Решение приходит через долю секунды. Подшаг левой назад, правой полный шаг в сторону и…
Схватка заканчивается в несколько секунд. Самойкин бросается на меня, расставив кулаки, как рога. Не будь он таким идиотом, — хотя чего я жду от малолетки? — встретил бы его коленом в живот или грудину. Но тогда сам попал бы лицом в один из «рогов». Нет уж, лучше так, сбоку носком в нижнюю часть грудины. Держи, боец!