К тому моменту, как мы подъезжаем к дому Уильямсов, сумрак окончательно укутывает Лондон. Луна в форме месяца ярким светом освещает подъездную дорожку небольшого белого двухэтажного дома, окруженного зеленой изгородью. Под красной черепицей крыши вдоль всего его фасада тянется виноградная лоза, завитки которой спускаются на белые арочные окна второго этажа.
Я паркую автомобиль у расположенного слева от входной двери гаража и выхожу из машины. По лужам, образовавшимся из-за многочасового дождя, огибаю арендованный «Гелендваген» и открываю пассажирскую дверь, чтобы взять зонт. Раскрываю его и подхожу к двери, со стороны которой сидит Эбби.
Она смотрит на меня своими печальными глазами, и я притягиваю ее к себе одной рукой, передаю ей зонт и в очередной раз поднимаю ее хрупкое тело на руки, чтобы перенести на крыльцо через лужи. Да, вот такой я долбаный джентльмен, когда речь идет о девушке, которую я люблю.
Затем возвращаюсь к машине за трутнем. Эштон совершенно невменяем. Если пятнадцать минут назад он еще мог что-то говорить, то сейчас его речь похожа на блеяние барана.
Мда, с семейкой моей девушки мне очень повезло. Отец — гангстер, брат — алкоголик.
Фантастика.
Когда мы оказываемся на крыльце, Эбби уже открывает входную дверь и щелкает настенным выключателем, отчего комната освещается тусклым белым светом. Я втаскиваю тело Халка и утрамбовываю его на стоящем у входа кожаном диване. Эбби закрывает за нами дверь, скидывает туфли и босиком подходит ко мне. Она обхватывает мою шею своими тоненькими руками и прижимается ко мне, встав на цыпочки.
— Поговорим о том, что лежит в кармане твоего пиджака?
Тяжело сглатываю и изумленно смотрю в ее голубые глаза, с нежностью изучающие меня.
— Придется подождать, пока Эштон не придет в себя, — хрипло произношу я.
Эбби кивает, смущенно улыбнувшись, и отстраняется от меня, снимая с себя мой пиджак. Она поворачивается ко мне спиной, открывает дверцу светлого деревянного шкафа, стоящего по другую сторону от дивана, и вешает его.
— Комната Эштона на втором этаже слева. Можешь отвести его в душ, пока я буду искать что-нибудь из еды?
— Конечно, только принесу вещи из машины.
Выхожу на улицу, оглушенный пульсом, громко стучащим в моих висках. Она знает. Но по-прежнему даже не попыталась сбежать. Это же хороший знак, да?
Десять минут спустя я затаскиваю Эштона в душевую, сажаю его и прислоняю спиной к стене, не потрудившись раздеть.
— Какого хрена ты делаешь, мужик? — орет на меня он, когда я включаю ледяную воду.
— Это всего лишь душ. Почему ты орешь так, словно я тебе кулак в задницу засунул?
— Отсоси.