Только когда она и ее девочки попали в глинобитную хижину, предназначенную для забоя коз, до Марвы дошло, что они попали в ловушку. Девочки рыдали и кричали, но их мать били каждый раз, когда они открывали рот, и тогда они ненадолго замолкали.
Перед рассветом на следующее утро Абдул встал у двери в камеру датчанина. Было видно, что спал тот плохо. И хотя в глазах его прятался страх, а тело было избито, движения датчанина были спокойны, когда Абдул подошел к окошечку в двери и прошептал его имя.
– Я живу в Фаллудже, и моя семья знает твою семью, – тихо сказал Абдул. – Мы хорошие знакомые, и, хотя мы сунниты, никто из нас не является верноподданным Саддама Хусейна. – Он осмотрелся в тюремном коридоре и поднял указательный палец. – Если ты когда-нибудь проговоришься об этом, я буду вынужден тебя убить, сам понимаешь, я тебя предупредил. Я спрятал твою семью в безопасном месте, верь мне, я сделаю все, что в моих силах, чтобы освободить тебя. Пока не знаю как, но, если ты продержишься, мы найдем выход.
Галиб сделал глубокий вдох и стал внимательно смотреть на дом, в котором жил фотограф.
Да, Заид был еще жив, но Галиб не ответил на вопрос Хамида. Не все истории были предназначены для чужих ушей.
– Значит, во Франкфурте все подготовлено, Хамид? – вместо этого спросил он.
– Да, люди, готовые принести себя в жертву, находятся в пяти гостиницах в центре города. Как и было оговорено, выглядят они по-разному. Нет мужчин с бородой и женщин с закрытым лицом. Несколько человек, что мы отобрали сначала, стали протестовать, и мы их отсортировали.
– Значит, всего пятнадцать?
– Только двенадцать. Несколько интернированных все еще находятся на Кипре, но двое лучших вышли. Они тоже здесь.
Галиб положил ладонь на волосатую руку Хамида и сжал ее. Хороший он человек, этот Хамид.
На улицу въехало такси, остановилось у двери подъезда Бернда Якоба Варберга.
Одну-две минуты оно стояло, потом из машины вышел худощавый мужчина и суетливо огляделся по сторонам, быстрым движением стер со лба пот. Даже на большом расстоянии легко было определить, что он нервничает.
Хоан Айгуадэр действительно нервничал, сжимал и разжимал руки в кулак, вытирал их о брючины, потом вышел на проезжую часть и посмотрел вверх, на окна фотографа. Что он ожидал там увидеть? Выглядывавшего из окна человека? Внезапно задвинутую штору?
Ничего не обнаружив, он подошел к переговорному устройству на двери, нашел нужное имя и нажал несколько раз.
Галиб думал, что тот будет тянуть, если никто не отреагирует, но с одобрением отметил, как Айгуадэр вместо этого нажал на кнопки сразу всех квартир подъезда.
Когда наконец дверь открылась и он вошел, Галиб понял, что его послание попадет в руки правильного адресата.
– А вот теперь, Хамид, ты можешь ехать, – удовлетворенно сказал Галиб. – И ехать надо быстро. Не хотелось бы, чтобы нас остановили по дороге. Во Франкфурте будем через четыре часа, это прекрасно.
19
Хоан