– А что потом было с тем датчанином в филиале Абу-Грейб? – нарушил тишину Хамид. – Ты был там, когда его привезли?
– Да, я работал в этом филиале. Оказался там, как только мне исполнился двадцать один год.
– Ты был надзирателем?
Галиб усмехнулся:
– Да, это тоже. Надзиратель с широкими полномочиями, можно и так сказать. Я заставлял их говорить. Любым способом. Завоевывал их доверие или избивал их, что делало их разговорчивее.
– А датчанин?
– Да, датчанин – это особый случай. Он не был похож на всех этих изнеженных кукол, которые визжали и вопили, когда им на шею набрасывали петлю за оскорбление нашего президента…
– Но он все еще жив, и я не понимаю – как?..
Это правда, датчанин был все еще жив, и Галиб должен был благодарить за это только себя самого. Но пусть Аллах будет к нему милостив.
Он повернулся в сторону бокового окна автомобиля и оказался лицом к лицу с мужчиной в большом зимнем пальто и синем шарфе, который терпеливо ждал, стоя на перекрестке.
Галиб отвел взгляд.
Солдаты заставляли датчанина смотреть в лица умерших, чтобы он мог заглянуть каждому в глаза, плевали и оскорбляли его, чтобы до него дошло, что месть за каждого будет во много раз страшнее.
Хотя тьма уже опускалась на внутренний двор тюрьмы, Галибу было видно, что этот человек обливается потом, но не говорит ни слова, и ничего не изменилось, когда начались первые допросы. Только когда подсоединили электроды к его соскам и в пятый раз включили ток, он заговорил. Несмотря на боль, он произносил слова совершенно четко, но обороты и интонация показывали, что его арабский не настоящий иракский диалект.
– Меня зовут Заид аль-Асади, и я – гражданин Дании, – сказал он. – Но ни датское гражданство, ни связь с представительством ООН не имеют никакого отношения к тому, что произошло здесь сегодня. Мы действовали только с целью освободить одного заключенного. Ничего другого я вам не скажу. Делайте что хотите, это ни на что не повлияет.
Он выдержал пять часов, прежде чем потерял сознание; его перетащили в одиночную камеру в коридор смертников. Как-то раньше они потеряли заключенного во время подобного допроса, но сейчас этого нельзя было допустить, и вот тут появился Абдул, он же Галиб.
– Ты должен завоевать его доверие, Абдул, и ты должен сделать две вещи, – сказал руководитель допроса. – Ты должен рассказать ему, что твоя семья живет в том же квартале, что и его жена и дети. И еще ты сегодня же ночью должен позаботиться о том, чтобы мать и дети были изолированы, сможешь?
– Да, у меня есть такое место. Я скажу его жене, что им грозит опасность, потому что муж не хочет говорить, а я хочу им помочь.
Тот, что руководил допросом, остался доволен.
– И об этом ты должен рассказать Заиду аль-Асади. Завтра утром, перед тем как мы вызовем его, ты шепнешь, что ты на его стороне и хочешь только добра его семье. Что ты спрятал их в надежном месте, иначе их используют против него же.
Это оказалось весьма простым делом. Жена Марва была больна и очень испугалась, когда Абдул в ту же ночь явился к ней и рассказал, что скоро придет полиция безопасности и всех привлекут к ответственности за проступки главы семьи. Поэтому быстро собрала вещи и не стала ни с кем прощаться. Ее родные совершенно искренне могли сказать, что женщина с детьми просто исчезла, что никто в семье не знает, куда они ушли, – и так оно и было.