– Ты боишься, что одной из твоих дочерей больше нет в живых, Асад?
– Да. Я боюсь, что ее убили так же, как мою вторую мать.
– Асад, не надо так думать, – сказала Роза. – Всегда должна быть надежда.
Карл посмотрел на Асада.
– Самир, надеюсь, понимает, что эти сведения нужно держать в тайне? – сказал он. – Мы не можем допустить, чтобы он сам занимался расследованиями и проболтался про тебя.
Асад вздохнул:
– Мы не сможем это проконтролировать. Но то, что я сегодня второй раз приехал к нему, немного улучшило наши отношения, мне так кажется. Он мне очень благодарен, он знает, что его сестра жива, и знает, что я сделаю все, чтобы…
– Послушай меня, Асад, – прервал его Карл. – Он должен уяснить, что ни при каких обстоятельствах он никому в семье не должен рассказывать этого, понимаешь?
Асад вздохнул:
– Некому рассказывать, Карл. Самир сообщил, что моя теща умерла несколько месяцев тому назад, и теперь остались только я, и Марва, и… и моя дочь.
– Нам очень горько слышать это, Асад. – Роза взяла его руки и сжала их. – Мы здесь будем делать для тебя все и не остановимся ни перед чем. Хотя сейчас есть временные затруднения, но все изменится, понимаешь?
Он отвернулся и кивнул.
– А сейчас тебе, наверное, лучше рассказать твою историю до конца, Асад… Может быть, это поможет нам лучше узнать Галиба и прогнозировать его типичные реакции. Ты готов? – продолжил Карл.
Асад выпрямился на стуле.
– Да, но вы должны понять, что мой рассказ будет без подробностей. Подробности… – Он на мгновение приложил руки к губам. – Да, их я оставлю при себе.
Примерно в пять утра в тот день, когда должны были казнить Асада, раздался звон ключей за дверью его камеры, и Асад приготовился к тому, что жить ему осталось считаные минуты. Расстояние до корпуса, где вешали приговоренных, было всего несколько метров, он это знал, поэтому встал на колени и стал произносить слова своей последней короткой молитвы.
В минувшую ночь Асад вообще не спал. Из соседних камер коридора смертников он сначала услышал тихие голоса, очень скоро они превратились в крики и брань, обращенные прямо к нему. Его обвиняли в том, что двадцать человек повесили только для того, чтобы закамуфлировать под арестантский бунт освобождение Йесса Бьорна. Он крикнул в ответ, что сожалеет о гибели людей, но надо осуждать не его, а тех, кто совершил такие злодеяния. От этого ярость кричавших только возросла.
Асад заткнул уши. Он хотел посвятить свои последние мгновения воспоминаниям о том счастье, которое ему выпало в жизни, и мыслям о том, что ему предстоит теперь. Вскоре он перестанет быть частью этого мира, и что тогда станет с Марвой и девочками? В какой ад он их привел?
За дверью снова раздался звон ключей.
Асад все еще стоял на коленях в молитвенной позе, когда вокруг него на пол камеры упал холодный свет из коридора.