Аристид повернул вместе с караваном, окруженным теперь массой илотов. В авангарде шли гоплиты, за ними все остальные. Вид у рабов, как показалось Аристиду, был решительный. Они шли гордо, сжимая в руках ножи, и, глядя на них, он спрашивал себя, каково это – взрослеть бок о бок со спартанцами, зная, что, каким бы сильным ты ни стал, каким бы крепким или умелым ни был, ты всегда будешь ребенком для тех, кто владеет тобой. Он содрогнулся от этой мысли. Превратить в ребенка взрослого мужчину – жестоко, даже если это делается из любви.
Персидская конница исчезла, умчавшись с известием для Мардония. Лишь немногие остались наблюдать за гоплитами и их странными спутниками. Уже без пик и стрел, они могли только бросать свирепые взгляды и насмехаться. Аристид пробежал вперед, к строю соотечественников – четырем шеренгам в бронзовых доспехах, отбрасывавших золотистый блеск на лица илотов. Он шел в ногу с ними, любуясь этим грандиозным представлением с сияющими копьями и гордясь афинянами.
Живот ему словно скрутило канатом от внезапно пришедшей на ум мысли. Он не знал, идет ли навстречу битве, и если да, то выстоят ли илоты или дрогнут и побегут при первом боевом кличе. Сможет ли он понять этих рожденных в рабстве людей? Они попали сюда только потому, что Павсаний не хотел оставлять их дома, в Спарте. Шагая рядом с ними, Аристид задавался вопросом, есть ли среди них те, кто хотя бы отдаленно напоминает командиров. Для людей естественно растить одного-двух вожаков, которые могут, когда потребуется, повести за собой остальных. Относится ли это к тем, кто живет на положении рабов?
Он посмотрел на ближайшего, всего в паре шагов от него, илота. Это был невысокий волосатый парень с черными глазами и похожим на клинок носом.
– Вы вообще умеете драться? Вы, илоты? – окликнул его Аристид.
Поняв, что к нему обращаются, парень втянул голову в плечи, словно побитая собака.
Аристид попробовал еще раз:
– Если придут персы, устоит ли твой народ? Должен ли я отправить вас к вашим хозяевам на склон? У вас есть всего лишь несколько щитов и копий.
Угрюмый илот по-прежнему не отвечал. Аристид потянулся, чтобы взять его за руку, но тот отпрянул и исчез среди своих.
– С какой стати нам драться? – внезапно подал голос другой.
Он был моложе, со шрамами на руках и на бедре. Аристид заметил, что он хромает и идет как бы немного враскачку.
– Разве персы – наши враги? – спросил илот. – Почему? Что плохого они когда-либо нам сделали?
– Они оросят эту сухую землю твоей кровью, если ты побежишь, – коротко сказал Аристид. – Вот и все.
– Ты хочешь, чтобы мы сражались без щитов? За вас? За спартанцев?
Аристид задумчиво посмотрел на него. В другой день он, возможно, с удовольствием обсудил бы этот вопрос на холме Пникс – с Фемистоклом, Ксантиппом и Кимоном, которые поделились бы своими наблюдениями. Но сейчас гоплит и илот шли навстречу огромному вражескому войску, которое, возможно, уже выступило из лагеря. Не было ни времени, ни терпения приводить аргументы силы и убеждения. Аристид вдруг понял, что война отняла у него все, что он любил. Все, что делало жизнь стоящей. Гнев всколыхнулся в нем, заостряя мысли.
– Ты когда-нибудь раньше покидал Пелопоннес? – крикнул Аристид, повышая голос, чтобы его услышало как можно больше людей.
– В обычное время это запрещено, – ответил черноглазый парень, пожав плечами, и отвел глаза, стыдясь своего состояния и положения в мире. Он обращался к свободному афинянину и не мог встретиться с ним взглядом.
– Тогда скажи мне, когда у тебя снова будет такой шанс? – спросил Аристид. – Если вы не хотите сражаться за Спарту, сражайтесь за Афины! Мы освободили рабов, взявшихся за оружие при Саламине. Подумай об этом сегодня.
Сотни людей повернули голову, чтобы посмотреть на него, и он сглотнул от стыда. Спарта никогда не освободит илотов, что бы они ни сделали. Свободу никогда не предлагали им раньше, даже в качестве идеи. Фемистокл бы понял, подумал он. Какими бы невежественными ни были эти люди, он нуждался в них, чтобы удержать в строю. Чего бы это ни стоило. Даже если придется дать им ложную надежду. Посмотреть в ждущие глаза было трудно, но он сделал это.
Далеко впереди появилась темная подвижная линия. Вместе с ней поднялась пыль, настоящая пыльная буря, взлетавшая все выше и выше. Он с усилием проглотил комок страха.