Тридцать дней тьмы

22
18
20
22
24
26
28
30

Удивительно, но Ханне как-то поразительно легко дались эти слова.

– Ты знаешь, я никогда не была слишком высокого мнения о твоей работе, хотя сейчас мне очень хочется сказать в ответ такие же добрые слова, которые ты сказал обо мне… В общем, по всей видимости, вряд ли я когда-нибудь сумею высоко оценить то, что ты пишешь. Однако я испытываю, и говорю об этом совершенно серьезно, глубокое уважение к тому, что тебе удается найти путь к людям. Заставить их стоять в очередях. Что раз за разом ты создаешь нечто, приносящее им истинную радость, и никогда не разочаровываешь толпы своих фанатов. Думаю, это требует огромной концентрации в работе, чего я прежде не замечала. И…

Ханна слегка замялась: сказать последнее оказалось немного сложнее.

– Возможно даже, я тебе отчасти завидую за умение завоевать симпатии столь широкой аудитории читателей.

Говоря это, она призвала на помощь всю свою женственность и заставила себя смотреть ему прямо в глаза, чтобы он не сомневался в искренности ее слов. Йорн не улыбался – взгляд у него был серьезным, даже почти грустным. Ханна поняла, что он по-настоящему тронут. Он приложил руку к сердцу на манер необуддиста, что ее всегда в нем нервировало, но тем не менее жест этот показывал, что он действительно принял ее слова близко к сердцу и оценил по достоинству.

– Спасибо.

Это единственное произнесенное им слово наполнило всю атмосферу, как бы знаменуя собой итог торжественного примирения сторон. Йорн, по-видимому, хотел сказать что-то еще, однако в этот момент дверь в бар с треском распахнулась. На пороге в хлопьях падающего снега возникла женщина с собакой, объятая жуткой паникой, она вскинула руки и прокричала:

– Gisli er dáinn. Hann liggur við fótboltvöllinn![42]

Возникла долгая пауза, как будто присутствующим понадобилось время, чтобы понять услышанное. Однако вслед за тем раздался грохот отодвигаемых стульев, куртки взметнулись на плечи, а пиво оказалось допито одним глотком. Ханна и Йорн также оказались невольно вовлечены в эту неразбериху. Поначалу они ничего не поняли, затем, когда кто-то перевел слова женщины на английский, ужаснулись и, наконец, вместе со всеми вышли из бара в объятия морозной зимней ночи, чтобы убедиться в том, что сказанное – правда: Гисли мертв.

45

Он сам зарезал себя ножом. К такому выводу единодушно пришли все члены небольшой компании посетителей бара, окружившие окоченевшее тело Гисли. На запястье его левой руки отчетливо выделялись тонкие ручейки подмерзшей крови. В отличие от тела Тора вид Гисли вовсе не был умиротворенным, напротив, жуткий взгляд широко распахнутых глаз свидетельствовал о том, что последними чувствами, которые он испытывал, испуская дух, были боль и страх. Ханна не выдержала и отвела глаза в сторону. Подумать только, улегся в снег, прислонившись к грязным футбольным воротам, и вскрыл себе вены! Она поежилась, чувствуя себя абсолютно беззащитной под лучом одинокого прожектора, горевшего над полем и вырывавшего из густой окружающей тьмы небольшое освещенное пятно.

– Það var Hrafn sem fann hann[43].

Женщина показала на своего пса, ей приходилось изо всех сил натягивать поводок, чтобы удержать собаку, которая старалась подойти поближе и лизнуть труп Гисли. Кожаный Жилет в очередной раз доказал, что является своего рода неформальным лидером деревни: повернувшись к собравшимся, он поднял руки, как бы защищая собой тело Гисли. Повысив голос, он властно прокричал несколько непонятных слов. Насколько Ханна смогла понять, речь шла о том, чтобы держаться подальше от трупа. Проявить уважение. В любом случае, все не торопясь отошли на несколько шагов, а некоторые даже развернулись, собираясь уйти совсем. Теперь, когда они стали свидетелями случившегося, им будет о чем поговорить за очередной кружкой пива. Ноги у Ханны в тонких кожаных полусапожках уже закоченели, а куртка толком не застегивалась из-за закованной в гипс руки, которая не пролезала в рукав. Она несколько раз переступила с ноги на ногу, снег под ней захрустел. Кожаный Жилет обернулся к ней и Йорну.

– Поезжайте к Виктору и как можно скорее привезите его сюда!

– Почему мы?

Последнее, чего сейчас хотелось Ханне, так это ехать к Виктору и сообщать ему дурные новости.

– Потому что вы здесь самые трезвые.

Йорн кивком дал понять, что берется за порученное им дело.

– Поторопимся изо всех сил.

Он уже направился к машине. Ханна мгновение колебалась, однако потом все же решила, что лучше вернуться в теплую машину Йорна, чем оставаться в темноте на морозе или же сидеть в «Браггине» над недопитым бокалом нагревшегося красного вина наедине со своими мыслями. Менее чем за пять минут они добрались до дома Виктора и Маргрет. Йорн застучал кулаком в дверь с такой силой, будто им самим угрожала опасность.