— Ваш столик недалеко от сцены, будет удобно послушать и потанцевать. Счастливого отдыха!
Примерно так же преображалась Прокофьевна при известии, что посетитель пришёл по протекции нужных людей, а не лошарик с улицы, готовый платить столько, сколько написано на бирке.
Они с Настей поднялись в номер. Девушка упорхнула где-то около шести, уставшая, но, похоже, ничуть не жалевшая о проведённом времени и готовая найти силы для продолжения.
А Егор набрал Сазонова. Тот находился на месте и, насколько можно проникнуть через броню невозмутимости, пребывал в хорошем расположении духа.
— Здравствуй. У меня Кабушкина. Есть сложности, но, думаю, мы придём к взаимопониманию. Как твои дела?
— Я в Гродно. Всё отлично.
— Когда явишься ко мне?
— Приеду ночным поездом рано утром в воскресенье, передохну пару часов и пойду на тренировку. После часа — к вашим услугам в любое время.
— Ничего горящего нет. В понедельник в десять. К своим коллегам пока не появляйся. Они разгребают события прошедшей недели, не мешай им.
Подмывало задать вопрос: что слышно с миной замедленного действия, оставленной Бекетовым под задницей ГРУ. Но, конечно, не по телефону.
Второй звонок он сделал Кашепарову. Тот был слегка под мухой и зол. Не без причины. На фирме «Мелодия» зарубили «Весёлых нищих». Намертво и без права апелляции. Муля всё же пытался жаловаться, пробился к какому-то чину в ЦК КПСС и получил отлуп: вы допущены на всесоюзную сцену и к зарубежным гастролям как фольклорный белорусский ансамбль, которому ни к чему песни на стихи англичанина Бернса из государства, являющегося теперь членом НАТО. Что при жизни британского поэта НАТО не существовало даже в проекте, для истинного коммуниста оказалось не важно.
— Что теперь?
— Муля вернулся в Минск и квасит, бля, как бы ни пыталась удержать его Пенкина. Хоть не люблю её, но сочувствую. В понедельник на репетицию не приходи. Позвони вечером. И я тоже приму на грудь… Полгода репетиций в жопу…
По поводу собственной фамилии на диске «Песняров» Егор сглазил.
Он завалился на кровать, выдержанную в соответствии с ГОСТом СССР шириной ровно в 90 сантиметров, полуторка, потому что полулюкс. В обычной комнате полагалась бы односпальная в 60 сантиметров, как койки в общаге. В Советском Союзе вообще всё чётко стандартизировано. В том числе идеология. Наверно, скоро вспомнят, что Гомер, Шекспир, Гейне и Бальзак — тоже из стран НАТО.
Крах проекта «Весёлые нищие» не выталкивает его из «Песняров». С большего — зацепился. Нужно думать, как строить с ними отношения дальше. Появление на репетициях пару раз в неделю ничего не даст. Нужно кататься с ними на гастроли, слушать разговоры. И постепенно выяснить, как погиб помощник звукача, а до этого — украинский композитор. Конечно, концентрация смертей вокруг «Песняров» не столь велика, как вокруг Бекетова и «Вераса», к которым добавилось убийство Говоркова. Но всё же…
А может, это он притягивает смерти?
Последняя мысль, пробивающаяся из глубины исподволь, словно травинка сквозь асфальт, была Егору очень неприятна. Особенно перед приходом Насти.
Он отправился караулить её в полвосьмого. Одиноких девиц вечером в пятницу и в выходные дни в гостиницу пропускали только «аккредитованных», кто точно знал, сколько нужно отстегнуть на выходе по окончании рабочей смены в номере. Настя не выглядела как проститутка, у швейцара вообще не было смысла её впускать. А звонить куда-то и доказывать, что она — дочь высоко сидящих родителей и имеет право входить в подобные учреждения, не отстёгивая администрации, хлопотно.
Настя постаралась. Не скованная ограничением не злить и не будить зависть у соседок по комнате, надела длинное узкое чёрное платье, сапоги сдала в гардероб вместе с дублёнкой, переобувшись в изящные туфельки. На шее висели бусы из тёмных, почти чёрных камней, на горле — три тонких золотых цепочки. Пара лёгких золотых колечек, в ушах — золото с прозрачными камушками, явно не цирконами. Золотые частики, на правом запястье — золотой браслетик. Золотого много, но без самоварного изобилия.
ebooksa