Танго смерти-2. В Буэнос-Айресе

А ведь еще москальский наезд этот стрёмный — его тоже разруливать надо. Конечно, то, что он не явился на стрелку, ему не предъявят, отмаза железная — мусора по ходу замели. Но само толковище это не отменяет.

Что же за жизнь-то такая?..

На противоположной стороне улицы была милонга, оттуда доносилась музыка, там веселились. Кит посмотрел на это с ненавистью, был бы автомат — полоснул бы. Гады, всё им по фигу… Твари…

Такси что ли поймать?

Проходящий мимо мужик — вдруг остановился.

— Шо, бандеровец? Ще не вмерла Украина?

— Что ты сказал?!

— Что слышал!

Кит ударил — но кулак ушел в пустоту, а у тротуара уже тормознула машина. Все как в семидесятые, когда пропадали люди и от зеленых армейских Фордов и Шевроле — в панике разбегались…

Буэнос-Айрес. 16 марта 2018 года

Мы крутые? Да, мы крутые.

Сработали просто отлично, даже сказать нечего. Ни единого выстрела не сделали, а результат? Бандгруппа разгромлена, многие сидят в околотке со статьями, им теперь не до того, чтобы какие-то подлянки нам подстраивать, им бы сейчас адвоката хорошего найти. Главного их, — у них это проводник называется, — взяли тихо, без стрельбы и без шума, когда он был один. Сотрудничающее лицо — комиссар Чокария — сможет записать на свой счет разгромленную этническую ОПГ и будет заинтересован в продолжении сотрудничества. Чокария еще с Могилой по нашей наводке поговорит — может, адвокат напишет заявление. Вымогалово — еще одна статья, более тяжкая, чем незаконное ношение оружия. Американцы разом лишились в городе тех, кому можно за недорого (а то и вовсе по идеологическим мотивам) поручить грязную работу.

А сейчас осталось только этого видного деятеля бандеровской спилки в экзиле расколоть и решить, что с ним делать. Убивать вовсе не обязательно — если он может скомпрометировать американцев, он живым нужен. А если нет…

— Ну, шо? Ты кстати, кот или кит? А? Определись.

Я на место так и не сел — стоял. Местный бандеровский проводник… какой-то мелкий, плюгавый. Отвратный.

Нет, вы не подумайте, что я там стремлюсь таким образом унизить врага, и потому придумываю ему всякие уничижительные признаки. Но он и в самом деле такой, и что я с этим могу поделать?

Я ведь его насквозь вижу. Он — потомственный селюк. То есть, крестьянин, переселившийся в город, но не ставший горожанином даже в следующем поколении. Многие непонятки в отношениях Украины и России как раз вызваны тем, что на Украине не произошло превращения селян в горожан даже во втором-третьем поколении, в отличие от нас они сохранили связь с землей. У нас этого нет, у нас те, кто с села, часто стыдятся того места, откуда они родом, стыдятся происхождения, акцента, привычек. Украинское село же никогда не было столь бедным и заброшенным как русское в центре России, вот почему украинцы даже живя в Киеве, стараются сохранить, а то и прикупить при первой возможности земельный участок. Потому что тот, у кого есть земля — это господарь. Это всё в генах сидит.

Селюки не понимают, как живут в городе и не хотят понимать. Они четко знают свое и гнут своё. Если надо — они нарушат любую договоренность, предадут, сдадут. Но только не своего — предать односельчанина — это сразу стать изгоем. Кумовщина и групповщина здесь в порядке закона — первый, кто перебрался в город, тащит и устраивает своих — иначе его не поймут. Никакой морали у него нет, кроме — всё в дом. Закон он тоже не уважает.

Срал он на закон. Но он уважает и понимает силу.

— Кот или кит?