Антонович сделал неопределенный жест.
— А за что вас любить? Я же вас знаю…
— Мы — воины, как и вы.
— Чего?! Воины? У нас, когда сербские свиньи взбунтовались, так десять процентов населения страны под ружьем было, все взрослые мужики, считай, пошли. Ну, не все — но большая часть. А у тебя — что? Сколько — под ружье встало? Вы только на словах воины. На самом деле, врете, как дышите. Ты-то сам — чего не на фронте, а? А эти твои… они, что не на фронте? От мобилизации сбежали, да? Не упоминай мне про фронт даже, понял?
Украинец посмотрел зло и с вызовом. Но ничего не сказал.
— Да, кстати… Вроде как мы тебе передавали пятьсот кило дури, чтобы ты русским в посольство подкинул, а в газетах пишут про четыреста. Как так, брателла? А?
Буэнос-Айрес. 11 марта 2018 года
Слона я нашел по звонку — он завалился спать в какой-то хостел. Молодец, кстати, хоть и давно оперативной работой не занимается, а хватку не потерял. В хостеле сейчас самое безопасное — их и найти сложно, и не регистрируют там, и люди везде, и полиция, если придет, такой хай будет.
Когда Слон вышел из подъезда — хостел находился в доме начала ХХ века — я посигналил. Он всмотрелся, потом сел в машину, потянул носом:
— Шанель номер пять…
— Завидуй молча.
— Я и завидую.
— Новости есть?
— Пока нет.
— У меня есть. Я понял, откуда у Субботича бабки. Что вообще происходит.
— И?
— Он отмывает деньги украинцев. Это не просто так.
— С чего ты взял?
— Все просто. Посмотри в интернете. Субботич начал резко вкладывать деньги ровно в тот год, когда на Украине началось. Что из этого следует?
— Например, то, что это домыслы.