Коллекционер желаний,

Сон тут же слетел, и Женя бросился строчить автобиографию (по условиям конкурса без этого не принимали стихи на просмотр) и отбирать свои лучшие творения. Таковых оказалось гораздо больше, чем требовалось, и юный гений никак не мог определить, которые отсеять: «Я не успею вам подать манто»? «И отражает лунный свет»? «Я просто глупый, смешной графоман»? Нет, эти три должны быть обязательно. И «Доска. На ней фигуры» нельзя выбросить. А это?

Я никогда не попаду в комнату, где меня обсуждают, Не увижу людей, про меня говорящих, Что в дождь он надевал шляпу и шел в гости. И дом, в который меня впускали, наполнялся серой сырой ночью, Ковер пил влагу моих ботинок, Огонь обещал тепло, жег пальцы. Я никогда не носил шляпу, И если во мне просыпался голод по теплым лицам, Я сочинял комнату, в которой меня обсуждают, И людей, про меня говорящих, что в дождь он надевал шляпу и шел в гости.

Вот это, пожалуй, самое лучшее. Первым его и надо дать. Набрать чуть крупнее других, так, чтоб оно сразу бросалось в глаза. Может, картинку какую-нибудь к нему подобрать? Нет, картинка – лишнее. А вот название… Надо придумать название. Особенное название. Все остальные стихи не называются никак, идут по первым строчкам, а этому обязательно нужно дать имя. Но только какое? «Одиночество»? Избито до отвращения. «Поэт»? Почти штамп. «Сиротство»? Господи, ну и пошлость! А если…

Женя схватил со стола тетрадку, первую попавшуюся из стопки, и вывел маркером печатными буквами: «Непойманный дождь».

Лучше и не придумаешь. Кажется, ничего подобного в поэзии еще не было. И, наверное, никогда не будет.

Женя собрал рассыпавшиеся по полу листы со стихами, аккуратно сложил их и пошел досматривать фильм. Стихи он решил послать все, ничего не отсеивая, пусть сами там, в комиссии, разбираются, а он просто не может выбрать.

…Второе место! Нет, он, наверное, ослышался! Быть не может! Как? Почему второе? Десятое, пятидесятое, сотое – не поняли, не оценили, но второе? Как такое возможно?! И… кто же тогда занял первое?

– Награждение победителей в конференц-зале в Доме печати в десять утра пятнадцатого.

– Февраля? – Голос сорвался, задрожал, пальцы, сжимающие трубку, дурацкую телефонную трубку, сделались какими-то мокрыми, капли просочились между ними и затекли в ухо.

– Февраля, конечно. Белая рубашка, черные брюки. Просьба не опаздывать. Еще раз примите наши поздравления, Евгений. Всего доброго. – Официальный, равнодушный голос ушел из трубки, уступив место гудкам.

Награждение победителей. Каких победителей? Победитель мог быть только один – он, Евгений Ильин. И не просто победитель, а триумфатор. Даже первое место его не устроило бы, если бы оно было только первым и не принесло триумфа, но второе? Это какая-то ошибка, перепутали в списках.

Нет! Его перепутать не могли, он не просто лучший, он единственный, он гений.

Хлопнула дверь – мать пришла. Зачем она пришла раньше? Отпросилась с работы специально, чтобы поскорее узнать о его провале. Начнет сейчас утешать. Невыносимо!

Пока моет руки, попробовать проскользнуть в дверь? Не удастся. И потом, наступит же вечер, все равно придется возвращаться домой и выслушивать ее утешения.

Идет, идет. Толстая, примитивная дура, ходит, как бегемотиха, аж пол дрожит.

– Женечка? Ты дома? – А то она не знает, что он ждет звонка. – Ну как, еще не звонили?

– Звонили.

– И что, что? – Ладонь прижала к своей жирной груди, глаза выпучила, интересно ей узнать. Какая же она некрасивая!

– Ничего.

– Как? Совсем ничего? – Сейчас расплачется, а потом потащится в магазин покупать ему торт в утешение. Сама же половину и сожрет.

– Второе место.