Коллекционер желаний,

22
18
20
22
24
26
28
30

Женя сделал шаг к сцене, но вдруг повернулся и бросился из зала, почти оттолкнув от двери Алексея.

В холле в кресле у столика сидела какая-то женщина в очках с толстыми стеклами и курила длинную черную сигарету. Чем-то она отдаленно напоминала Алексея Гринберга. Может, тоже гениальная поэтесса, тоже чудо, только взрослое.

Женщина внимательно посмотрела на Женю, положила сигарету в пепельницу, поднялась и спросила:

– Ты из конференц-зала? Неужели все кончилось? Так быстро?

– Н-нет. Не кончилось.

– Но тогда почему ты ушел? – Женщина усмехнулась и опять внимательно на него посмотрела. Взгляд ее был неприятным и каким-то пронизывающим. Кажется, она видела его насквозь и прекрасно понимала, почему он ушел раньше времени.

– Я… – Женя хотел придумать какую-нибудь нейтральную отговорку, но ничего не вышло. – У меня…

– Бедный мальчик! Садись, – она кивнула на другое кресло, напротив. – Будем ждать вместе. Скоро должно закончиться. Я пришла с братом. Сегодня его награждают. Да, впрочем, не только сегодня, его всегда награждают, – женщина почему-то зло засмеялась. – Алеша Гринберг. Ты о нем, наверное, слышал. И скорее всего читал. Алешка – поэт модный, на гребне, так сказать. А ты у нас кто? Тоже поэт?

– Я… Нет. Я просто так.

– Что же тогда ты делаешь здесь, мальчик Просто Так? – Женщина опять засмеялась.

Женя ничего не ответил. Он сидел, низко опустив голову, стараясь не встречаться взглядом с ней, и мучительно думал, как бы уйти. Ему хотелось поскорее остаться одному. Ему просто необходимо было остаться одному! Для того чтобы прокрутить в себе это новое, неизведанное, необъяснимое, но необыкновенно сладостное ощущение, наверное, в чем-то неприличное, запретное ощущение, пока оно не затерлось, пока оно свежо и ярко. Что это такое, Женя не смог бы объяснить, он не знал ему названия, он никогда раньше ничего подобного не испытывал и даже не до конца понимал, отчего именно это ощущение возникло: от стихотворения, которое прочитал Алексей, или от самого Алексея.

Женщина опять о чем-то спросила (он не понял, о чем) и опять засмеялась. Она все спрашивала и смеялась, смеялась и спрашивала, а Женя мучительно изыскивал предлог, но ничего подходящего не придумывалось.

Неизвестно, сколько бы они так просидели, но тут что-то изменилось: вдруг сделалось шумно (голоса, шарканье и топот ног, какой-то стук, какой-то шорох), женщина утратила к нему интерес, затушила сигарету в пепельнице, заулыбалась заискивающей улыбкой и поднялась навстречу кому-то. Кому-то? Совершенно ясно кому, ведь она же сказала, что ждет здесь…

Вот теперь можно было уходить спокойно, не придумывая предлога, но именно теперь он уйти и не смог. Ощущение, которое овладело им в зале, снова вернулось. В чем-то оно было даже острее и сладостней, потому что не застало врасплох, он был готов к нему, а значит, и мог распорядиться более разумно, до конца, не растрачивая ни капли впустую. Да и источник этого ощущения теперь был совсем близко, при желании его даже можно было потрогать, как следует рассмотреть, ощутить его запах.

Алеша разговаривал с сестрой. О чем, Женя не слышал. Та кивала не переставая, смеялась и почему-то оглядывалась по сторонам, словно кого-то ждала. Время от времени к ним подходили какие-то люди, здоровались, трепали мальчика по щеке или похлопывали по плечу, пожимали руку женщине и шли дальше по своим делам.

Как просто! Он тоже мог подойти к Алеше и… нет, не похлопать его по плечу, это выглядело бы с его стороны глупо и неестественно, но вот встать совсем рядом с ним, слегка толкнуть, извиниться, то есть так или иначе вступить в контакт, мог.

А если так и сделать?

Нет, нет! Во всяком случае не сегодня, потом когда-нибудь, в другой раз.

В другой раз! Разве будет еще этот «другой раз»? Да и возможен ли какой бы то ни было «другой раз»? Невозможен! Потому что он невозможен в принципе. И что бы ни думали все эти люди, так свободно с ним здоровающиеся и треплющие его по щеке, он-то, Женя, знает, что делать этого нельзя, грешно, кощунственно. Разве можно потрепать по щеке божество?

Да, да, правильно – божество. Теперь у чуда есть имя, теперь у его ощущения есть название: преклонение перед божеством и любовь к божеству.