Снисходительная нежность – обычная его манера по отношению к ней. Как трудно снова привыкнуть к нему, живому. Но как же так, как же так? Маленькая, аккуратная ранка на лбу и холодная рука, и неподвижные, широко раскрытые глаза – и снисходительная нежность, чистый, абсолютно нетронутый лоб, его мягкие теплые руки и живые глаза. Он вернулся.
Катя подняла руку и осторожно провела по его лбу – чистому-чистому, живому. Михаил засмеялся, перехватил ее руку и сжал в своих ладонях – теплых, подвижных, живых.
– Катюшка, любимая моя Катенька, – он прижал ее к себе, – ну не смотри ты на меня так. Еще чуть-чуть посидим, просто, беззаботно, ни о чем не думая, и я все-все тебе расскажу. Потерпи немного. Мы, кстати, еще за Новый год не выпили. Откроем шампанское?
– Нет, шампанского я не хочу.
Шампанское. Все в последние дни предлагают шампанское, настойчиво предлагают, и обижаются, когда она отказывается. Вот и Миша обиделся. И Баженов обиделся. И Вадим…
Вадим. В нем все и дело. Это Миша подставил Вадима, попросту его уничтожил. Для того и умер…
Нет, вряд ли для того. Тут что-то другое. И потом, ведь был тот, на кровати, действительно мертвый, убитый. Кто он был? И для чего все это разыграно?
И повторение. С белым клоуном. Смерть – воскрешенье.
А ведь автором сценария был Ренат. И здесь, вероятно, он же. Только зачем, зачем?
– Не хочешь шампанского, можно еще вина. Налить? За Новый год? Неужели откажешься?
– Вина можно. – Катя пересилила себя и улыбнулась. – За Новый год.
В конце концов, она ведь ничего не знает. Может, все совсем не так, как она себе представляет. Миша расскажет, и все станет на свои места. И Ренат. И клоун. Все объяснится. И это новое превращение.
Но тот, на кровати, с простреленным лбом… Как его-то можно объяснить?
– Ты не выпила, Катенька. – Михаил протянул ей бокал. – С Новым годом!
– С Новым годом. – Катя выпила залпом вино и надкусила бутерброд.
– Ты все еще себя плохо чувствуешь?
– Нет, уже нормально. Спасибо.
– Какая-то ты сама не своя.
– Не могу поверить, что это ты. И живой.
– Это я, я, не сомневайся, – Михаил притянул ее к себе и поцеловал в губы. – Я это? Я?