— Да, все девять тысяч! — подтвердил опять Урвич.
— Вам они нужны сейчас?
— Да, я желаю их получить до прихода в Сингапур.
Капитан соболезнующе и вместе с тем испытующе поглядел на Урвича, как бы догадываясь, в чём было дело, и не веря этой своей догадке.
— Кроме того, — заговорил опять Урвич, — у меня есть ещё до вас просьба: могу я передать свой билет, оплаченный до Владивостока, господину Гастону Дьедонне?
Капитан, не молодой уже человек, но и не настолько старый, чтобы импонировать Урвичу своими годами, всё-таки по-отечески заглянул ему в лицо, тронув его за руку.
— Послушайте, зачем вы хотите передать свой билет этому французу? Разве вы сами не идёте во Владивосток?
— Нет, — как-то растерянно произнёс Урвич, — а он идёт и не остаётся в Сингапуре.
— Так ли это?
— Ну, разумеется, так.
Капитан подумал с минуту и потом решительно сказал:
— Но этого нельзя сделать! Если господин Дьедонне хочет идти до Владивостока, то пусть возьмёт себе билет, а я не могу допустить, чтобы вы передали ему свой.
— Почему же это? — волнуясь, запротестовал Урвич. — Разве я не имею на это право?
— По правилам — нет.
— Но вы, может быть, сделаете отступление и позволите, не всё ли вам равно?
Капитан долго молча глядел мимо Урвича в открытое окно каюты, в которое виднелось широкое тихое море.
Урвич терпеливо ждал и особенно резко чувствовал привычное и обыкновенно незаметное на ходу дрожанье парохода, и слышал шум машины и работу пароходного винта.
И всё это, казалось ему, не только отдаётся в стенках каюты, но и во всём его теле, которое дрожало внутри.
— Неужели, — услыхал он голос капитана, — вы проиграли все свои деньги и даже билет до Владивостока?
Урвич взялся за голову, не зная, что ответить, и недоумевая, каким образом капитан мог догадаться; как будто это было так уж трудно.