Голова тигра

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вы пока не сказали конкретно, чего вы желаете, а уже делаете выводы. Не рано ли?

Гранина молчала. Она смотрела куда-то в угол кабинета и нервно комкала в руках носовой платок.

«Вот она, верная, бескорыстная дружба: даже смерть не смогла оборвать ее», — проникаясь уважением к Граниной, подумал Пешехонов, рассматривая ее красивое лицо без каких-либо косметических добавок, потом сказал вслух:

— Наш разговор, видимо, не закончен? Я жду, продолжайте.

— Вы извините меня за мой поспешный вывод. Действительно, я еще толком не изложила свою просьбу. Ну что я могу поделать, если... Мое сердце не может примириться со смертью Надюши, а разум не соглашается с теми выводами, к которым пришли и Фалин, и ваш Дмитриев. Я очень прошу вас, познакомьтесь с этим делом сами. Я отлично понимаю, что вы слишком заняты, чтобы читать все дела, но уважьте мою просьбу. Ведь я ехала к вам из такой дали. И я даю вам слово, что ваше мнение, ваше решение для меня будет окончательным, — Гранина просяще смотрела на Пешехонова.

— Хорошо, — чуть помедлив, ответил он. — Я сам познакомлюсь с этим делом. Не беру с вас слова заранее соглашаться с моей точкой зрения, но и не обещаю вам, что она будет совпадать с вашей. Как долго вы пробудете в Риге? — меняя тему разговора, спросил Пешехонов.

— Неделю. Самое большее десять дней. У меня отпуск, но мне нужно обязательно к родным, а оттуда домой.

— Где вы остановились?

— Представьте себе, нигде. Вчера из Солнечного я вернулась к вечеру. В ближайших к вокзалу гостиницах мест не было. Пришлось ехать на вокзал и переждать там ночь в комнате отдыха. Вот сейчас опять пойду, может быть, посчастливится.

— Подождите минутку.

Пешехонов написал на блокноте несколько слов, вырвал листок и, подавая его Граниной, сказал:

— Вот вам записка к администратору гостиницы и номер моего телефона. Как только устроитесь, позвоните мне и сообщите свои координаты. Не исключено, что вас пригласят еще сюда по этому делу.

Уже протянув руку для прощания, Гранина задержалась у стола.

— Дмитрий Сергеевич! У Нади была заветная тетрадь. Не дневник, а просто толстая тетрадь. Она записывала туда понравившиеся ей стихи, интересные мысли, факты. Есть там и ее стихи, но стихи она писала редко. Когда я приезжала к Наде, она всегда читала мне все новое, что успевала записывать за время нашей разлуки. Вчера я попросила Арвида отдать мне эту тетрадь на память о Наде, но он мне сказал, что тетрадь изъята следователем и находится у него. Могу ли я рассчитывать на то, чтобы получить эту тетрадь? Конечно, после того, как она не будет уже нужна для дела, — поспешно пояснила она.

— Могу обещать лишь в том случае, если тетрадь не будет нужна для дела. Об этом мы поговорим несколько позже, — ответил ей Пешехонов.

Проводив Гранину до двери и пожелав ей хорошо отдохнуть, Пешехонов подошел к телефону:

— Товарищ Куклин? У вас имеется дело о самоубийстве Громовой. Я знаю, что с ним знакомился Дмитриев. Я хочу познакомиться сам. Завтра к 17 часам направьте ко мне Фалина вместе с делом.

Глава 4

Вагон электрички был совершенно пуст, и Фалин устроился в середине вагона у окна.

«И чем это дело снова заинтересовало начальство? — думал он, рассеянно глядя на деревья, мелькавшие за окном. — Наверное, это результат появления здесь этой интересной шатенки, Граниной, — решил он и тут же безмятежно сделал вывод: — Наверняка зададут несколько контрольных вопросов, полистают материалы дела и ограничатся этим...» Он погладил большой кожаный портфель: коричневый красавец, сверкая медными застежками, очень подходил к новой форменной одежде Фалина и вызывал у него чувство гордости за недавнюю покупку, которая придавала ему солидный вид и точно усиливала сияние маленьких звездочек на петлицах его кителя. В портфеле он вез дело и за качество следствия был совершенно спокоен.