Грешник. На острие

– Ладно. Только Егору позвоню.

Пока я, отойдя в сторонку, отчитываю заплутавшего безопасника и выдаю ему новые инструкции, Шамиль наблюдает за мной. Трудно понять его взгляд, как и прочесть мысли. Сам себе на уме – так про таких говорят.

Егор несколько раз извиняется, что-то невнятно лопочет, но я его не слушаю. Приказываю ехать к мосту и ждать меня там. До парковки идём молча, Шамиль лишь иногда бросает взгляды в мою сторону, я же делаю вид, что вообще его не замечаю.

Едем не очень быстро, но у меня захватывает дух. Приходится прижаться к нему всем телом и обнять за талию. Поездка на мотоцикле возбуждает, но я стараюсь гнать прочь ненужные мысли.

Мельком замечаю, что едем мы по длинной дороге. Мне немного холодно, но терпимо, потому что от ветра я спрятана за широкой спиной Хаджиева. Начинает зашкаливать адреналин, и я широко хватаю ртом холодный воздух.

У моста тихо, все разошлись по тёплым, уютным кафешкам, а мне почему-то хочется гулять. Молча проходим к середине моста, останавливаемся.

– Я люблю смотреть на воду, – опираюсь на перила, вглядываясь в водную, тёмную гладь с отблесками огней.

– Что ещё ты любишь? – слышу над макушкой, и руки Шамиля упираются в перила по обе стороны от меня. Тепло его тела чувствуется даже сквозь одежду.

– Я люблю уравновешенность и спокойствие. И очень не люблю, когда их кто-то нарушает.

– Это я уже понял. А что ещё тебе нравится?

– А может поговорим о тебе? – поворачиваю голову так, чтобы видеть его боковым зрением, но при этом не смотреть в глаза. Его прямой взгляд меня почему-то смущает. – Почему ты стал таким? Диссоциальное расстройство личности – это ведь не врожденное, а приобретённое.

– Ты читала об этом, – усмехается.

– Да, – признаюсь честно. – Должна же я понимать, с кем имею дело.

– Я ублюдок. Моральный урод. Во мне нет ничего хорошего. Никаких нормальных чувств, ничего из того, что сделало бы меня человеком. Не думаю, что ты разгадаешь мою тайну, начитавшись статеек в интернете. Даже психиатры не знают, что с этим делать. Я стал таким довольно давно. И уже почти не помню каково быть нормальным.

– Почему это случилось с тобой? Тебя травили сверстники или избивал отец? – чувствую, что он пододвинулся ближе, по коже бегут мурашки.

– Что-то вроде того. В какой-то момент мне просто стало наплевать на всех, кроме себя. И я начал отбиваться. Бил всех и каждого, кто пытался причинить мне боль. И вскоре понял, что не чувствую её.

– Значит, боли было много?

Его губы утыкаются мне в шею, чувствую прикус зубов, влажный, даже мокрый поцелуй. Зажмуриваюсь.

– Наверное. Я не помню.

– А ты хотел бы вылечиться? – сжимаю поручни сильнее, когда его рука ныряет под мою куртку, а после и под водолазку. Отодвигает бельё, накрывает грудь.