— Не валяй дурака, — ответил Морай, пребывавший в сравнительно благодушном настроении, чтобы наказывать Дурика за подобные мысли. — Не знаю, какова участь драконов в загробном бытие. Но, будь уверен, я и в жизни, и в смерти последую не за богами и не за грехами, а единственно за Скарой — даже если для этого мне самому придётся отрастить крылья.
Дурик поклонился вновь, так глубоко, что спрятал своё лицо. И пропищал от пола:
— Несомненно, великий маргот, несомненно!
На сем Морай пошёл прочь. Однако их разговор оставил шута в счастливейшем настроении. Уже уходя, Морай расслышал, как тот бормочет какую-то считалочку:
— Бороться со смертью, увы, бесполезно
Но к кроткому слову и боги любезны
Природный закон обойдут их персты
За кровную плату мучительной мзды
Покроется пеплом златая корона
И сгинут для Рэйки все божьи законы
Но ты не увидишь, молчанье храня
Пока чешуя не коснётся тебя.
16. Печали любви
Вторую половину дня Морай вновь провёл у Скары. Он обнаружил у пещеры тяжёлые следы другого дракона и про себя понадеялся, что Мвенай мог бы поддержать слабеющего зверя. Впрочем, вряд ли они успели познакомиться как следует. До тесных отношений им было далеко; да и вряд ли меж столь разными личностями установилось бы понимание.
Маргот сошёл в полумрак грота и сходу прижался к угольно-чёрному плечу зверя. Тот ответил слабым урчанием. Но его сухая чешуя была холоднее пальцев маргота.
«Плохо дело», — расстроился Морай и прошёлся, проводя рукой по гриве, до самой морды дракона. И погладил его по шипастой щеке.
Сколько рабов он ему купил, чтобы тот поел? И сколько раз он отказывался, и приходилось отдавать их своим псарям на дрессировку? Скара воротил нос от всего: от людей, от лошадей, от коз и даже от речных сомов. Всё, чем люди когда-либо угощали драконов, Морай перебрал — и безуспешно.
— Скара, ну зачем ты поддаёшься? — пробормотал он и прикрыл глаза одновременно со своим лётным супругом. Единое чувство тоски и безысходности стянуло их. — Да, тебе хочется на покой, ты устал. Столько лет ты летал ради меня. Превозмогал калечность и боль. Но что там, за той чертой? Люди придумали себе Бога Горя, чтобы надеяться на спокойствие и благодать за пределами жизни. Мол, Схаал тебя встретит, приголубит и утешит; и рассудит, как с тобой быть; и новая жизнь забрезжит перед глазами, и ангелы Аана сопроводят тебя в утробу очередной женщине. Если, конечно, Схаал не решат, что ты не заслужил, и не утопит тебя в Первозданной Тьме. А что придумали доа?
Он вздохнул и потёрся лбом о его чешую.
— Ничего, — признал он. — Ничегошеньки. Доа обычно умирают раньше своих лётных супругов. Вашему роду привычно это горе — если это горе — а людям оно незнакомо. Может, это нарочно так? Потому что невыносимо жить, зная, что больше никогда не воссоединишься со своим драконом? Потому что смерть — не иллюзия, она отсекает, как клинок — голову, и обратного хода нет.