Она потёрла резные листики змееголовника у себя под носом. Сделала глубокий вдох, позволяя морозному сладковатому запаху проникнуть в грудь.
И услышала тихие голоса.
«Жр-ца», — шептали духи на малознакомом языке. — «Кр-ца стира…»
Эйра осмотрелась. Солнце ткаными лучами озаряло цветущие мхи и стёртые ветром старинные статуи.
«Стр-мая кори…»
«Я их не понимаю!» — расстроилась Эйра. — «В Альтаре говорят не на старом гиррите, как когда-то в Рэйке, а на гирре. Их слова звучат знакомо, но смысл большинства ускользает».
Она вздохнула, взяла незажжённую свечу, лопату и сумку и медленно побрела меж старинных курганов.
— Простите, добрые люди, — заговорила она. — Я жрица необразованная. Гиррита и грамоты не знаю. Я хочу помочь вам, если вы просите об этом… Но, прошу вас, дайте мне знак, который я способна буду понять.
Шепотки стали тише. Они слились с шелестом серебристых крон, спрятались в коврах изумрудного мха.
Заросшее кладбище словно ушло в раздумья. И Эйра тоже не спешила. Она позволяла себе напитаться ласковым солнцем, пением лесных горлиц и взглядами каменных ангелов. Особенно ей нравились надгробия в форме драконьих черепов: они походили на причудливые перевёрнутые лодки.
«Семья Коди так и ждёт, когда Иерофант явится сюда со своим Воинством Веры», — вспоминала Эйра. — «И хотя он несёт имя Аана, хочется верить, что он позаботится о том, чтобы схаалиты и разгалиты тоже почувствовали себя в безопасности. Он запретит кормить драконов местными жителями, и скоро по всей Рэйке жрецы снова станут чтимыми и нужными… если только не окажется, что Схаал и Разгал больше не в почёте у иерархата; тогда нам станет только хуже».
Усмешка коснулась её губ цвета горького шоколада.
«Нам ли привыкать быть за бортом жизни? Даже саваймы и лхамы, их могучие предводители, умирали. Поэтому Схаал был в Первозданной Тьме уже тогда. А Бог-Человек упросил богиню даровать ему защиту от тех страхов, что жили в вечном мраке. Великая Мать послала ему драконов, чтобы озарить непроглядную тьму. Он вступился за людей против оскала смерти, оскала зверей и оскала нечисти. Может, Аан и заслужил верховенство среди Троих, но всё же Иерофанту следует помнить: даже забытая, поруганная и отринутая, смерть будет всегда. И она единственная будет ждать каждого из нас тогда, когда утихнет драконий рёв, повянут цветы и падёт оплот цивилизации. Эпохи, светила, даже боги — смертны; смерть… бессмертна».
Громкий свист прервал её думы. Она замерла и вытянулась по струнке.
«Покойники? Что они хотят этим сказать?» — подумала чёрная девушка и нервно всмотрелась в могильные камни.
Свист повторился откуда-то спереди. А затем вдруг превратился в отчётливую ругань на гирре:
— Поганые ублюдские шавки! Чёрт бы… О-ох… — и стон разлетелся по кладбищу. Свист повторился. И громогласно прозвучал командирский рявк:
— Скара! Скара!
«Это ведь не то, о чём я думаю?» — подобралась Эйра. И стала красться, держа лопату на весу, чтобы не повторять прежних ошибок.
Призрачные голоса стали стягиваться в её разум вновь. Они шелестели, как потревоженные ветром кроны, и делались всё громче, хотя по-прежнему были ей непонятны.