Арена

Надя сама вспрыгнула на сундук и мелкими шажками стала поворачиваться.

— Так, фас, профиль. Не вертись, — Тючин остановил ее.

Надя чувствовала, что и Шовкуненко и Диме возня с ее прической доставляет удовольствие.

— Вот был бы жив наш боцман Бено, я бы тебя перевязал ленточкой, да коробку конфет, и вручил, как новогодний подарок. Любо-дорого.

— Здорово! — восхищался Дима. — Григорий Иванович, а мне как? Меня тоже выстригите вот тут, чтоб чуб был!

— Полно вам! — Шовкуненко попыхивал сигаретой.

— А вам бы бороду оставить — сразу все на месте, — воскликнула Надя. Она спрыгнула с сундука и встала между ними. Дима положил ей руку на плечо.

— Видали, Григорий Иванович! «По местам». Надя — юнга, матрос — я, и, и… боцман — вы, только кока не хватает.

— Верно, номер можно сделать, — Шовкуненко смерил их взглядом. — Не в моей, конечно, бороде дело. Я, друзья, иной раз отращиваю щетину не потому, что ленюсь или неряха. Осколки чертовы в щеках были. Начнешь бриться и вдруг… Ну, словом, не пугайтесь, буду теперь смешным и старым анекдотом с бородой. Однако номер попробуем… Может быть, действительно с ветерком, с юмором превратим перши в корабельные мачты…

Прошел тот день, когда ее подстригли. Теперь ночь, упаковка. В руках костюм. Она наденет костюм по приезде в новый город. Дима уже завязывает веревками сундук. А Шовкуненко по-прежнему стоит над ней, наблюдая за каждым движением. Надю злит это. Неужто он думает, что упаковка для нее репетиция?

— Зачем вы стоите надо мной? Я не школьница.

— Но сегодняшняя ночь должна быть уроком, — заметил он строго.

— Как вы не понимаете, Григорий Иванович…

— Чего не понимаю? Тоску, которая находит, когда оголяется цирк перед переездом?

Надя поразилась: для Шовкуненко тоже упаковка дышала осенью. И все же нет, он не поймет: урок, репетиция?!

— Я чувствую упаковку, чувствую. Чувства не репетируют.

— Да, Надя, чувства не репетируют, потому что репетиция чувств — кощунство.

Костюм выпал у нее из рук. Шовкуненко подхватил его, разгладил ладонями короткую юбочку и задумался.

Сбитая с толку Надя стояла, боясь шевельнуться. Она была уверена: он сейчас должен ей что-то сказать, сказать такое, чего она не услышит потом.

— Не сомневайтесь, Надя, в себе. Никогда! — Шовкуненко запнулся. Тючин подошел, не дав ему закончить мысль.