Рамана Махарши и путь самопознания

Только после этого попробовали гомеопатию, а затем и аюрведу, но было уже слишком поздно.

Шри Бхагаван придерживался своего обычного ежедневного распорядка, пока это не стало физически невозможным. За час до восхода солнца он принимал утреннюю ванну, в установленные часы, утром и вечером, садился в постели и давал даршан, просматривал переписку Ашрама и читал оттиски публикаций Ашрама, часто высказывая мысли. После января он стал слишком слаб, чтобы сидеть в Холле и давать даршан. Через дорогу, как раз к востоку от Холла, построили небольшую ванную комнату с прихожей, и последние дни он оставался там. Здесь была маленькая тесная веранда на открытом воздухе, где установили его кушетку, и вплоть до самого конца почитатели, которых его болезнь сотнями привела в Тируваннамалай, все еще имели даршан. Махарши не допускал никакого перерыва в давании даршана, пока это было еще возможно. Обычно утром и после полудня преданные сидели перед верандой, глядя ему в лицо. Позже, когда Шри Бхагаван стал слишком слаб для этого, они гуськом проходили мимо открытой двери его комнаты, утром и вечером. Однажды состояние Махарши вызвало тревогу и даршан прекратили, но как только он смог заметить это, то выразил неудовольствие и приказал возобновить его.

Группа почитателей ежедневно пела молитвы и песни преданности за его выздоровление. Шри Бхагавана спросили об их действенности, и он ответил, улыбаясь: "Конечно, желательно заниматься добрыми делами. Пусть они продолжают".

Опухоль вернулась как раз над незажившей раной. Теперь она была вверху, около плеча, и весь организм был отравлен, так что наступила жестокая анемия. Врачи говорили, что боль должна быть страшной. Любую пищу Шри Бхагаван мог принимать только с трудом. Изредка он стонал во сне, но не подавал других признаков боли. Время от времени из Мадраса приезжали врачи осмотреть его, и он был вежлив и гостеприимен как всегда. До самого конца его первым вопросом был, накормили ли их и хорошо ли о них заботились.

Его чувство юмора также сохранилось. Махарши, бывало, подшучивал над опухолью, словно она была чем-то, что к нему отношения не имеет. Какая-то женщина, в горе, билась головой о столб недалеко от его комнаты. Он взглянул удивленно и сказал: "О, я думал, что она пытается расколоть кокос".

Разговаривая со служителями и Т. Н. Кришнасвами, врачом и преданным, он объяснил: "Тело подобно банановому листу, на котором поданы все виды восхитительной пищи. После того как мы съели с него всю пищу, разве мы берем лист с собой и сохраняем его? Разве мы не выбрасываем его, поскольку он сослужил свою службу?"

По другому поводу он сказал служителям: "Кто должен нести это бремя тела даже после того, как оно требует помощи во всем? Разве вы предполагаете, что я понесу этот груз, для переноски которого нужны четыре человека?"

А некоторым из преданных Шри Бхагаван сказал: "Предположим, вы идете на дровяной склад, покупаете вязанку дров и нанимаете слугу донести ее до вашего дома. Когда вы идете с ним, он будет озабоченно ожидать своего места назначения, чтобы можно было сбросить свою ношу и получить облегчение. Точно так же джняни стремится сбросить свое смертное тело". И затем он уточнил разъяснение: "Это толкование правильно настолько, насколько оно работает, но, строго говоря, даже оно не вполне точно. Джняни даже не жаждет лишиться тела; он одинаково безразличен к существованию или несуществованию тела, так как почти не сознает его".

Однажды он сам, не будучи спрошенным, дал определение мокши (Освобождения) одному из служителей. "Вы знаете, что такое мокша? Оставление несуществующего несчастья и достижение Блаженства, которое всегда здесь, это и есть мокша".

Было трудно отказаться от надежды, что, даже если доктора потерпели неудачу, он еще сможет устранить болезнь своей собственной силой. Один из преданных умолял его хотя бы раз подумать о желательности выздоровления, так как этого было бы достаточно, но он ответил почти презрительно: "Кто может иметь такую мысль?"

И другим, просившим его просто повелеть себе выздороветь, Махарши сказал: "Кто здесь есть, чтобы велеть это?"

"Другой", или индивидуальность, что могла противостоять ходу судьбы, больше не существовала в нем. Она была "несуществующим несчастьем", от которого Шри Бхагаван избавился.

Некоторые из преданных считали его выздоровление основой их собственного благоденствия. "Что станет с нами без Бхагавана? Мы слишком слабы, чтобы присматривать за собой, мы во всем зависим от его Милости". И он отвечал: "Вы придаете слишком большое значение телу", ясно намекая, что смерть его тела не прервет Милости и руководства.

В том же настрое Махарши сказал: "Они говорят, что я умираю, но я не ухожу. Куда я ухожу? Я здесь".

Миссис Тальяркхан, почитательница из парсов, взмолилась ему: "Бхагаван! Отдайте мне эту болезнь. Позвольте мне нести ее!" И он ответил: "А кто дал ее мне?"

Тогда кто же дал ему эту болезнь? Не был ли это яд нашей кармы?

Одному садху, из Швеции, приснился сон, в котором пораженная рука Махарши вскрылась, и он увидел там голову женщины с взъерошенными седыми волосами. Это было истолковано как карма его матери, которую Шри Бхагаван принял на себя, когда дал ей мокшу. Но другие подумали, что женщина означает все человечество или саму майю.

В четверг, 13 апреля, врач в качестве полумеры предложил Шри Бхагавану уменьшить перегруженность легких кровью, но он отказался от этого. "Здесь нет никакой необходимости; все будет в порядке в течение двух дней".

Той ночью он приказал своим служителям уйти и спать или медитировать, а его оставить одного.

В пятницу врачи и служители уже знали, что это был последний день. Утром он снова приказал им идти и медитировать. Около полудня, когда ему принесли жидкую пищу, он спросил, пунктуальный как всегда, который час, и затем добавил: "Но впредь время не имеет значения".