Анатолий потер руками похолодевшие колени и сказал:
– А ведь это дурное дело… жестокое.
– А ловишь, однако, – тихо молвила Анна.
Анатолий покраснел слегка, помолчал немного и ответил:
– Да уж заодно, им там в воде тоже несладко: жрут друг друга. Кто сильнее… Знаешь, что мне теперь представляется?
– Ну, что? – спросила Анна.
– Видишь дерево?
Анна взглянула на иву, которая склоняла над нею свою косматую вершину.
– Вот будто я взлез туда, – рассказывал Анатолий. – А внизу дети крестьянские с белыми волосами глазеют на меня, ртишки разинули. И стало мне грустно…
– Когда же это было? – спросила Анна. Улыбалась и поддразнивала брата притворным непониманием.
– Не было, я так говорю… Мне это представляется.
Анна засмеялась.
Анатолий посмотрел на нее упрекающими глазами и сказал:
– Ты веселая, вся смеешься.
Совсем вышел на берег, бросил свои рыболовные снаряды и лег на траве, у сестриных ног. Солнце клонилось к закату, освещало и грело мальчика.
– А тебе разве не грустно? – спросил он и поглядел снизу в лицо Анны.
Перестала улыбаться. Наклонилась к мальчику и ласкала его. Спросила:
– Отчего грустно?
– Отчего? – переспросил Анатолий. – А вот там у них вещие сны, колокола, свечи, домовые, дурной глаз, – а мы одни, мы чужие всему атому.
– Не так чтоб уж очень чужие.