Сердца. Сказ 3

22
18
20
22
24
26
28
30

– По времени ты не ограничена, радость. В этом преимущество нашей с тобой дружбы.

Так это называется?

Мы расходимся, как вдруг, опомнившись, мужчина добавляет:

– Одно условие.

– Внимательно тебя слушаю, – без желания отторгаю я.

– Вне стен Монастыря. Это должно произойти вне стен Монастыря. Они, как уже отмечалось ещё одним твоим другом, – то обида в интонации, дерзость обыкновенная или же ревность? – неприступны. Не марай их, Луна. Здесь приветствуется кровь иная.

Послушно киваю и покидаю душный кабинет Хозяина Монастыря. Осталось выведать через являющихся к нам божков и обслуживающих их послушниц необходимую информацию касательно Бога Мира: местонахождение его поместья, часы домашнего досуга, работу и прочую занятость. Я не верю, что это происходит. Не верю, что я это делаю – позволяю случаться вновь. Слушаюсь воли Хозяина Монастыря вопреки здравому смыслу и личным принципам.

Бог

Я наблюдаю за женщиной, склонившейся над телом в соседней комнате. Минутами ранее она обнажила коллекцию холодного оружия хозяина дома и, поразившись острейшей представительницей её, вогнала клинок в шею человека напротив. Человек взвыл и попытался оттолкнуть женщину, но она проворно нырнула под его рукой и, выдрав орудие из плюющегося кровью горла, очередным ударом засадила его в ту же полость. Обречённый ухватился за сочащие отметины, следом ударил нападавшую по лицу и, потеряв равновесие, рухнул в её ноги. Женщина, тяжело дыша, упала рядом: прижала к себе ноги и впёрлась взглядом в безжизненные глаза. Дрожь отпустила её стремительно, лицо окаменело в ту же секунду; женщина поднялась и сорвала с убитого браслет, наспех сунув его в карман платья.

И вечер начинался с её платья. Как всегда. Бог Мира решил принять гостью, обольстительно поправляющую лямки струящегося наряда; пригладил обнажённую спину (дева едва не выдала себя, чертыхнувшись, но быстро переменила тему и обратилась к впечатляющему бару, что находился за покрытым пылью бильярдным столом).

– Любите поиграть? – звонко рассмеялась Луна и схватила кий, прогнулась над выцветшим зелёным полотном и толкнула шары. Не позволила засматриваться собою долго; поднялась и обратилась к Богу Мира. – А я вот не умею! Наверняка сделала сейчас какую-нибудь глупость.

И вновь смех. Натянутый, глупый, но эффектный и эффективный. Как и в целом её поведение – натянутое, глупое, эффектное и эффективное; представляю изгрызающую умное нутро тоску от осознания действий. И как – думается ныне Богу Мира – он смел углядеть в юной богине противника по делам в пантеоне? Сам Хозяин Монастыря, должно быть, полюбил её и пригрел подле себя за резвый нрав и громкий смех. Куда же делся старый муж?

Мужчина сыплет вульгарными речами и открывает бар, вызволяет запечатанную бутыль и несётся к бокалам.

– Пусто вам! – бросает Луна и скоро сокращает дистанцию меж собою и оппонентом, перехватывает бутыль и, позволив крышке вылететь, прикладывается к горлу.

Бог Мира – та ещё скотина – поражается дикости, дикостью же восхищается и причмокивает протянутую бутыль.

– А вы не теряете времени зря, – говорит мужчина.

– Потому решила приехать к вам сама, – улыбается богиня. – Надеюсь, вы не против.

Луна отступает и прижимается к столу, отбрасывает юбку и даёт мужскому взгляду упасть на голые ноги.

– Ваш визит – большая честь для меня, – пытается держать планку Бог Мира, но даётся то едва. Отпивает вновь и наступает. – Оказаться избранным самой богиней Солнца и Удовольствий. Искренне завидую вашему вкусу – вам покровительствуют лучшие.

– Желаю стать Богиней Мира!