А потом появился он. Я стала часто перефразировать Рика Блейна: «И надо же, чтобы из всех баров мира он выбрал именно мой». Я его ни разу не видела, но узнала сразу. Как в дешевых романах, это была любовь с первого взгляда. За нашими отношениями с придыханием следили все посетители «Безумного Роджера». Весь день я работала в баре, а вечером он забирал меня, и всю себя я посвящала ему. Мои песни становились взрослее, а игра на рояле была насквозь пропитана страстью.
Все закончилось так же внезапно, как и началось. Он просто исчез. Через полгода я вновь осталась одна, с трудом осознавая, что знаю лишь его имя. Да, он любил рисовать стрекоз, вишневый джем, крепкий кофе. На этом все. Мисс Ред предлагала найти его и расфасовать по разным мешкам, но я знала, что раз уж он исчез, у него на то были причины. Первое время я пыталась его найти, но тут выяснилось, что его как будто не существовало. Эмброуз был верен себе. Более того, на тот момент у меня уже появились другие заботы: я узнала, что беременна тобой. Девушка семнадцати лет, сирота, не окончившая толком школу, поющая в баре, я довольствовалась грошами, которых хватало на крохотное жилье и всякого рода мелочи, дарящие мне радость. Вот только, несмотря на это, я никогда в жизни не была так счастлива, зная, что уже никогда не буду одна. Единственное, чего я хотела: чтобы ты была похожа на него. Того, кого я любила, и кто, я точно знаю, любил меня. Так и получилось – серые глаза, русые волосы, милый носик, непоколебимое спокойствие, в котором бурлит гамма всевозможных эмоций. Ты его копия. Мисс Ред взяла меня жить к себе, нагрузку на работе сняли, и в ожидании твоего появления я только пела. Все мне очень помогали, а ты, когда родилась, стала всеобщей любимицей. Ты была на редкость тихим, милым, спокойным ребенком, с которым с удовольствием нянчились. Когда ты подросла, мисс Ред уехала в Канаду – настало время помогать внукам. Я стала администратором, а свой дом она переписала на меня – мисс Ред женщиной редкой доброты.
Твоего отца я больше никогда не видела. Но к чему я веду – сокрушалась бы я об утраченном шансе и моя душа была бы закрыта для твоего отца. Я сделала правильный выбор, того же прошу от тебя.
Я слушала маму неподвижно, боясь ненароком что-то упустить. Кое-какие детали уже были мне известны, некоторые моменты стали открытием. Нам всегда было исключительно хорошо вдвоем, мама не рвалась рассказывать об отце, вот я и не настаивала. Интересовало ли меня, почему и куда пропал мой папа? Бесспорно. Но не настолько, чтобы наседать на маму с вопросами. Сейчас же меня тревожило другое.
– А ведь ты могла бы начать другие отношения. Тебе всего тридцать два года, ты можешь выйти замуж, родить еще одного ребенка…
– Да, – усмехнулась мама, – просто я этого не хочу. Больше всего я боялась одиночества, но у меня есть ты.
Одиночество. Вот тут мама озвучила мой самый большой страх. Совсем как у нее. Глупо, ведь у меня есть она, Моника, Кэтрин, Анна… но как же, черт возьми, я боюсь их лишиться! Боюсь, что однажды появится что-то наподобие черной воронки, которая заставить исчезнуть всех, кто мне дорог. Хуже всего то, что, кажется, она уже образовалась, лишила меня Эмбер и «французов», и только набирает обороты, пожирая всех с сатанинским удовольствием за неведомые мне грехи.
Внезапно горячие слезы брызнули из моих глаз, и я зашлась в истерике, с трудом ловя воздух. Мама крепко обнимала меня, покачивая в такт ветру. Моника права – вот так и сходят с ума.
Мы еще некоторое время посидели на берегу Лунного озера, пока не начался прилив, потом, собрав вещи, пошли к машине. Я не чувствовала явственного облегчения, но, бросив прощальный взгляд на красно-белый маяк, вспомнила оброненную фразу «Никто не узнает правду». А что, если хотя бы попытаться? За всем стоят какие-то ответы, главное – правильно задать вопрос.
Школьные будни начались под аккомпанементы нуарного дождя, и только когда солнце садилось за горизонт, небо, подобно неоновым вывескам «Безумного Роджера», становилось ядовито-красного цвета. Я неизменно чувствовала себя героиней того самого фильма «Город, который боялся заката», будто Эмброуз тоже испытывали за какие-то грехи, а я непостижимым образом оказалась в эпицентре мрачных событий. Однажды, возвращаясь из школы, я шла мимо заправки мистера Тони и сквозь помехи услышала из старенького радиоприемника обрывок песни «Blues from Down Here». Спина мигом вспотела от страха, и домой я прибежала с гулко бьющимся сердцем, толком не понимая причины паники. Что-то неизменно пугало меня в Эмброузе, для меня он стал тенью Черно-Белого города.
С девочками мы практически не виделись. Анна разрывалась между рукописью отца, готовясь передать ее в издательство на финальное редактирование, и школьной газетой, куда ее взяли журналисткой. Моника после уроков пропадала в музыкальной школе. Как ни странно, драматический кружок оценил усердия Кэтрин, приняв ее в свои ряды. Я же, в свою очередь, с остервенением погрузилась в учебу. Это не помогало – все разговоры вокруг сводились к «французам» и Эмбер. Теперь они все вместе смотрели с фотографий мемориальной стены. Цветы, свечи, мягкие игрушки и маленькие записки не оставили ни одного пробела вокруг их изображений. Я пыталась избегать этого места, а когда у меня не получалось, мне снилось, как я падаю с обрыва вниз, где на земле уже лежит мертвое тело Эмбер. Я снова просыпалась, не понимая, где нахожусь, меня душили слезы, но включать свет по какой-то причине было страшнее всего. За окном клубился ночной туман, и было так тихо, что я чувствовала себя оглохшей. Парализованная собственными кошмарами, я лежала в постели, пока не звонил будильник в школу. Так прошли первые две недели мглистого сентября.
В пятницу, перед выходными, на первом уроке всех школьников созвали в спортивный зал – директор хотел сделать какое-то объявление. Рассевшись в самом верхнем ряду, перед Кимберли Палвин и Адамом Никсоном, мы с девочками растерянно оглядывались: в прошлый раз директор Вульф собирал нас всех в начале учебы, тогда он выразил сочувствие и соболезнование в связи с последними событиями и призвал школьников Эмброуза быть осторожными в своих действиях. Сейчас он стоял перед трибуной, возвышаясь над шерифом Хоуком, его черные глаза излучали недовольство сквозь широкие очки с массивной оправой, а короткая борода за совсем незначительный промежуток времени обзавелась переливами седых волос. Белый костюм на темной коже дарил сходство с Мартином Фриманом, но вместо танцев директор Вульф питал слабость к блюзу, даже имел свою группу, выступая с ней каждую первую субботу августа.
Кинув на шерифа еще один не свойственный ему раздраженный взгляд, директор Вульф откашлялся в кулак, призвал школьников к тишине и, убедившись, что никто ему мешать не будет, обратился к учащимся:
– Все мы скорбим по общей утрате в лицах Эмбер Роуз, Алекса Картера, Дэвида Лонга, Фреда Эфрона и Питера Хилла. Для жизни у них, казалось, был козырь – молодость, и нет ничего более трагичного, чем лишиться ее из-за несчастного случая. Это доказывает, что юные годы не иммунитет неприкосновенности, а красота не является символом защищенности. Вы же должны помнить не только преждевременно ушедших талантливых молодых людей, но и то, что здесь мы видим недвусмысленный посыл свыше – риск не идентифицирует нас как бессмертных или хотя бы храбрых. Оберегая свою жизнь, вы защищаете родных и близких от неизлечимого чувства утраты и горя.
Это касается не только ребят, известных как «французы». Сомнения уже развеяны, они стали жертвами обстоятельств. Теперь это официально относится к мисс Роуз. Полиция Эмброуза признает ее смерть несчастным случаем.
По спортивному залу пронеслась ощутимая волна негодования, школьники, находящиеся на взводе по случаю последних событий, стали выкрикивать, перебивая друг друга:
– Сколько можно? Не в состоянии определиться, что все-таки случилось?
– Почему приняли такое решение именно сейчас?
– Будет турнир танцев диско?..
– Чушь! Вы просто не можете найти убийцу!
ebooksa