Варан-хан привел его вновь в КПЗ и закрыл за ним дверь. Еди, как только за ним закрылась дверь, растянулся на голой кушетке и задумался: «Что сегодня с Кадыр-ага? Ведь в прошлый раз он был такой добрый и отзывчивый, что напомнил ему отца. А сегодня он чистый зверь, словно бес в него вселился…»
Долго думал Еди, да так не до чего и не додумался. В коридоре послышался шум шагов, и чей-то сочный баритон запел:
Вскоре открылась дверь камеры и в дверях появился начальник милиции. Теперь он был таким же добрым, как и в первый раз:
— Тебе знакома эта песня, Еди-хан?
Еди насупился, как сыч: «Какое это имеет значение, знаю я ее или нет?» — подумал он про себя.
Кадыров вошел в камеру, прикурил сигарету.
— Не знаешь, значит? — спросил он, заглядывая в лицо Еди, а потом усмехнулся. — В таком случае ты, брат сердешный, не знаешь еще, что такое сиротство, А я, брат, познал его сполна в свое время. Ни отца, ни матери, жил у братьев. Время было тяжелое. Советская власть в наших краях только устанавливалась. Голод, холод, басмачи рыскали по селам, как голодные волки, разоряли всех и вся. Мой брат служил тогда в ГПУ и был гостем в своем доме, гонялись в песках за басмачами. Так что считай, что находился в доме совершенно чужой для меня женщины, у жены моего брата. А она была такая, куда уж до нее Тумарли — Тумарли по сравнению с ней — добрая фея…
Еди вскинул глаза на Кадырова.
Начальник милиции, глубоко затянувшись сигаретой, исподволь наблюдал за Еди. Он надеялся вызвать Еди на откровенность, но парень был неприступен, сидел и всем видом показывал, что для такого разговора он повода не давал и не намерен обсуждать с ним свои взаимоотношения со снохами, какими бы они ни были.
Кадыров все же решил довести свой рассказ до конца:
— Так вот, когда брата не было дома, у нее куска хлеба не допросишься. Однажды я голодный, тоскуя сидел возле дома и запел эту песенку. Мне и невдомек, что брат в это время вернется из песков и услышит ее. «Э-э, брат, вижу тебе нелегко живется в моем доме без меня. Не лучше ли тебя устроить в городе, в интернат, там ты будешь сыт и одет, да и в школу пойдешь», предложил он мне. И на самом деле на следующий день повез он меня в город…
Еди сидел молча и всем видом демонстрировал недоумение: зачем вы мне, мол, все это рассказываете? Полковник улыбнулся, хотел было потрепать Еди по голове, даже протянул руки, но передумал и перешел на официальный тон:
— Скажи, Еди, почему у тебя с Овезом сложились такие недружелюбные отношения?
Еди молчал.
— Ну ладно, оставим ваши отношения в покое на другой раз, если тебе трудно сейчас говорить об этом. Только ты мне ответь на другой вопрос. Почему ты не можешь найти себе занятия по душе? Поехал учиться, забросил учебу, в колхозе никак не можешь найти работу по душе. Я, конечно, понимаю сложность выбора профессии, но без конца переходить с одного места на другое тоже не дело… Ты скажи мне, чего твоя душа желает, а?
Еди упорно отмалчивался.
— Ну что ты дуешься на меня?! Обиделся, что я тебя так встретил в своем кабинете? Ну, это ты зря… У меня такая работа. Одного нужно как следует отругать, чтобы он опомнился, взялся за ум. Другого надо гладить по шерсти. Я с тобой попробовал и так и эдак, а ты ни в какую, так нельзя, братишка, нельзя… Я тебя понимаю, что ты чего-то ищешь для себя, но не знаю чего, скажи, и я постараюсь тебе помочь.
Еди молчал, словно язык проглотил, хотя в голове у него родились сотни противоречивых мыслей: «Почему я молчу? Гордость не позволяет? Разве у такого, как я, может быть гордость?! Вот у Кадыр-ага есть чем гордиться: ветеран войны, орденоносец, полковник, начальник милиции, уважаемый человек. И он возится со мной, выспрашивает, предлагает свою помощь. А я сижу и, как последний осел, тупо гляжу себе под ноги. Почему?..»
Мысли Еди перебил Варан-хан. Войдя в камеру, он по-военному выпрямился во весь рост и доложил:
— Товарищ полковник, разрешите доложить?! Мною составлен протокол о преступных деяниях Веллатова Еди на основании показаний шести свидетелей. Прошу ознакомиться и подписать.
ebooksa