— Я понимаю, о чем она говорит. Только я сейчас не в той форме, чтобы взорвать вулкан, если ты меня понимаешь. Я несколько выжат, как пакетик с чаем, чувствую себя корочкой от лимона. Хотя я, конечно, могу разойтись, если надо, — предложил Иван Демидович.
— Не надо! — качнула ногой Цветкова. — Держите себя в руках. Не в самолете!
— Надеюсь, что синьор Мартин Романович залил нам хорошее топливо? — вдруг спросил Витольд.
— А почему ты интересуешься? — удивился Иван Демидович.
— А что она ему устроила? Избила, обозвала! — поежился Витольд.
— Кого я там избила? Вы видели его массу и мою? Да моя бедная рука отлетала от его накаченных щек!
Я могла себе руку сломать! — возмутилась Цветкова.
— Бедненькая. Ручку чуть не сломала о такое красивое лицо! — притворно посочувствовал Иван.
— Да, лицо у Мартина очень интересное, волевое, как у гладиатора. Череп тоже будет интересный, что-то в крови у него там намешано, — сел на «любимого конька» Витольд Леонидович. — Викинги, итальянцы…
Яна закрыла глаза и вернулась на своей машине времени на несколько часов назад. Тогда она чувствовала себя еще хуже и была очень возбуждена после прощальной ночи, проведенной с Асей и Георгом. С утра она заехала за своими собратьями по отдыху, а по дороге в аэропорт не удержалась и попросила отвезти ее к дому Мартина. Доводы «не надо», «опоздаем», «ни к чему хорошему это не приведет», «ты не в том состоянии» на Яну не подействовали. А зря! Подъехав к дому, Яна стала кричать под окнами:
— Мартин! Слышишь меня?! Выходи! Выходи, разговор есть! Мартин!
После этого она выволокла из машины заспанного Ивана Демидовича и приказала ему:
— Свисти!
— Что?
— Свисти, говорю! — истерила Цветкова.
Иван Демидович издал какой-то художественный свист, словно под окна квартиры Мартина прилетел соловей. Услышав эти трели, Яна замолчала и с удивлением на него уставилась.
— Да не так! Свисти нормально! Как соловей-разбойник, чтобы его разбудить!
Иван перешел на протяжный, резкий свист уличного хулигана. Из окон выглянули несколько человек, но поскольку свистуны находились в культурной столице, никто не вылил на них помои и даже не выругался матом. Покачали головой, посмотрели осуждающим взглядом, спросили вежливо:
— Чего шумим? Кого надо?
Ни Мартина, ни его матери Стефании Сергеевны среди выглянувших людей не было.