Закон Мерфи в СССР

22
18
20
22
24
26
28
30

— Это вы про кого угодно можете говорить, но не про Маврикиса Адамовича! У нас на овощебазе всё есть и всё хранится как положено! А почему? Потому что эксперты работают!

— Так что, документы исправлять? — уточнил Заур, которому явно нравилось быть экспертом.

А обеспеченным экспертом ему нравилось быть еще больше.

— Оставь тут, потом исправишь! Пойдем, дорогой, — выпьем, закусим... — предложил Самвел.

— ... о делах наших скорбных покалякаем, — продолжил мысль Эрнест. — Маврикис Адамович еще про фундук просил напомнить, есть выход на кондитерский цех...

— Это почему — "скорбных"? — перебил его Самвел. — Хорошие у нас дела, на благо людям, на пользу себе! А что — в "Гнильторг" отдавать? Думаете, они наши мандаринки — один к одному — на прилавок выставят? Та же усушка-утруска, только под прилавком магазина! Традиция есть — мандарины на новогоднем столе. Традиции мы с вами чтим, и потому — делаем благое дело, пусть и извлекаем из этого прибыль... Так что и за фундук поговорим, и за лимоны... Лимоны нужны?

— О-о-о-о! Лимоны! — зацокал языком Эрнест. — Лимоны — это золотое дно!

Так они и шли, наслаждаясь обществом друг друга и собственным величием, в сторону административного корпуса. Я дождался, пока троица скроется из виду и вынырнул из-под вагона с фотоаппаратом наперевес: они не закрыли дверь! Щелк-щелк! Ровные ряды ящиков с мандаринами заснял в момент, а потом едва не завопил от счастья: Заур действительно оставил тут же, на полу вагона накладные, табели! Или как это там называется у товароведов-экспедиторов и прочей подобной братии? Стопка листков лежала, придавленная какой-то реечкой, дабы не унесло ветром. О счастья день!

Разгильдяйство — наше всё! Я принялся перелистывать документы, фотографируя их один за одним, и отщелкал все, и положил обратно, и сунул фотоаппарат в сумку, и...

— Э-э-э-э, а ты кто? — раздался удивленный голос. — Что, на рынке мандарины не продают? Совсем бздыхи страх потеряли! Дамсик, возьми его!

Кто такой Дамсик я понял сразу — утробное рычание едва не сбило меня с ног волной инфразвука, а гулкий топот мощных собачьих лап вызвал дрожь земли.

— ....я-а-а-ать!!! — завопил я и устремился вдоль путей, понимая, что шансов нырнуть под вагоны у меня нет.

Огромная коричневая псина мчалась прямо за мной, имея вполне определенные гастрономические намерения!

— Я! ЗА! ГРАНАТОВЫМ! СО-О-О-О-ОК-О... — орал я на бегу, слушая клацанье зубов за самой моей спиной и угрожало сохранности ягодичных мышц.

— Возьми его, Дамсик!!! — кричал злой собачник.

Я осознавал, что в целом псины бегают быстрее людей, а потому должен был использовать какие-то другие преимущества. На мозг у меня надежды давно не было, на ловкость рук и силу убеждения — тоже, оставалась только импровизация. Добежав до ржавых платформ, стоящих на запасном пути, я вспомнил один из своих физкультурных ужасов из детства: гимнастического коня. На всем скаку опершись о борт этого недовагона я влетел наверх, с ужасом услышал треск рвущейся... Плоти? Слава КПСС, это была всего лишь рубашка! Черт с ней! Я сумел быстро встать на ноги и приготовиться.

Зубастая рожа коричневого Дамсика уже мелькала за бортом, брызгая слюной и надрываясь рычащим лаем. Собаченция была капитальная, страшная как смертный грех, огромная — не меньше кавказской овчарки. Когда оскаленная пасть появилась в пределах досягаемости, я выдохнул:

— Н-на!!! — и отвесил хорошего пинка прямо по зубам мохнатому стражу фруктовых складов.

Клацнуло громко!

— И-и-и-и-и-и!!! — раздался леденящий душу скулеж и коричневая молния метнулась прочь — туда, где продолжал выкрикивать агрессивные лозунги ее хозяин.