Рубеж веков

22
18
20
22
24
26
28
30

Примерно такие мысли витали в голове у Лемка, когда он переходил к скопефтам, тренирующихся ближе к четвёртым военным воротам. Возле самих ворот мало что изменилось – осыпающиеся стены, пробивающаяся в дороге трава, кустарник вдоль стен, запертые ворота, которыми не открывали уже множество лет. А вот домишек, что тут стояли, уже не видать. Разваливающихся инсул и огородов тоже не видать. Вместо всего этого здесь были образованы утоптанные площадки прямоугольной формы для стрельбы, со сторонами примерно в стадий на стадий с половиной. Вокруг площадки – всё те же бараки. Виднелся угол барака под больницы. Хоть таких стрельбищ было не одно, команды стрелков стреляли по очереди, на одного стрелка отводя один-два выстрела. Всё остальное время проводя в тех же построениях и выучиванию всех этапов заряжания и стрельбы, но без самой стрельбы. Немало времени в совместных построениях в составе кентархии-роты и полулохов-взводов отводилось на перестроения в линии (или шеренги, как говорил его новый учитель у стрелков, ветеран-сержант габсбургской армии Восточных земель Герберт Бауман), по восемь-десять линий по двадцать, двадцать пять человек в кентархии и более малочисленные четыре - пять линий, по десять - двенадцать человек в полулохе. Основное, что им следовало научиться делать совместно, как подразделению – разворачиваться в составе своих отрядов на поле, вести бой по-линейно, организованно отходить под защиту бойцов ближнего боя. Бой скопефтов представлял собой так называемый «контрмарш». То есть первая линия, выйдя вперёд и выстрелив по команде, уходила за другие линии, начиная перезаряжать свои фитильные ружья. Когда все шеренги впереди них отстреливались, то подходила вновь их очередь. Если впереди в шеренге кто-то оказывался ранен или убит, то его место занимал стоящий за ним боец.

Так как Теодор присоединился уже в относительно слаженное подразделение, то первое время ему приходилось трудно, не раз получал он удары палкой от разгневанного сержанта за медлительность или поспешность. Но шли дни, и он постепенно вливался в общий ход действий.

Новое снаряжение состояло из сумочки с мешочком свинцовых пуль, войлочных кружочков-пыжей, зарядницы с одним видом пороха и рожка со вторым видом пороха, перевязи-бандольеры с подвешенным к нему десятком отмеренных пороховых зарядов на выстрел в деревянных коробочках, и, конечно же, сам мушкет. А так как он был довольно тяжел, из-за чего через какое-то время руки уставали и с трудом можно было куда-то попасть, то к нему же шла лёгкая сошка – большая буква Y, в которой ножка была окована металлом и была острая, чтобы её можно было воткнуть в землю.

Самым сложным оказались приём заряжания фитильного ружья.

- Отделяй фитиль! – орал сержант Глёкнер.

Все, держа оружие в левой руке, отделяли фитиль.

- Порох!

Насыпать порох в ствол.

- Пыж!

Вытащить первый пыж из мешочка и закинуть его в ствол.

- Шомпол!

Вытащить быстро и аккуратно деревянный пруток - шомпол и утрамбовать.

- Пуля!

Вытащить свинцовый шарик, закинуть в ствол и утрамбовать шомполом.

- Пыж!

Вытащить второй пыж и закинуть в ствол. Утрамбовать. Убрать шомпол.

- Порох!

Открыть полку и высыпать на неё пороха из рожка, закрыть, наклонить, сдуть лишний порох.

- Прикрепить фитиль!

Всё это время удерживаемый горящий шнур, пропитанный селитрой и ещё чем-то, был зажат между пальцами левой руки, которая удерживает и мушкет и лёгкую сошку, так как не всегда куда есть её воткнуть. Основная часть фитиля намотана же на кисть левой руки, так как он всё же прогорает и надо иногда отматывать его дальше. А ещё желательно, чтобы горели оба конца фитиля, так как не уследив, огонь мог потухнуть.