Три года октября

22
18
20
22
24
26
28
30

– Кто это тебе сказал?

– Никто, сама так решила. Я даже с Толей не находила тем для общения. И даже сейчас с тобой, боюсь что-то сказать лишнего и в то же время замолчать. Вдруг возникнет неловкая пауза или же я что-то скажу не слишком умное.

– Не стоит относиться к разговорам слишком серьезно. Тот, кому будет приятна твоя компания, будет рад с тобой и помолчать.

На третьей картине был изображен мальчишка лет семи-восьми, стоящий у каменной стены, который пытался что-то разглядеть в глубокой расщелине. На самой стене сидела, свесив ноги вниз, девочка того же возраста, в короткой юбочке и гольфах. И если мальчик был нарисован исключительно в черно-серых тонах, то девочка была яркой и объемной. Я хоть и не был психологом, но предположил (в том числе основываясь на проходящем в реальном времени разговоре), что девочка и мальчик символизировали самого автора картины. Мальчик был тем, кем Евгения себя чувствовала в детстве, а девочка – тем, к чему она стремилась всю свою жизнь.

Да, зачастую наша личность формируется на основе детских страхов и комплексов. И с годами увлечения перенимают форму терапии травм прошлого. Для Евгении это реализовалось в рисовании, а ее врожденный талант позволил ей выражаться с невероятной мощью. И неудивительно, что ее работы заметили и получили признание среди ценителей искусства.

Разглядывая картины, я понял, что хочу стать тем, кто отведет ее ладони от лица, прижав их к своей груди, тем, кто займет опустевшее место под ее зонтом, тем, кто принесет лестницу, позволив ей заглянуть за стену.

– Люблю молчать в приятной тишине вечерней квартиры, – раздался ее голос прямо у меня за спиной.

Я обернулся. Глаза. Какими же глубокими были у нее глаза. Мне очень хотелось ее обнять в эти мгновения. Крепко-накрепко. Но я не решился.

– Тебе они нравятся? Мои картины?

– Они великолепны. Не удивлен, что они пользуются популярностью во многих странах. В них очень много глубины и личного.

– Да, про глубину все искусствоведы говорят. Правда, каждый видит в них что-то свое. И никогда то, что вижу я сама. – Евгения вздохнула, после чего протянула мне тарелку с канапе. – А может это и к лучшему. Ведь неплохо, когда в твоем творчестве каждый ценитель видит что-то своё.

В этом она была права. Было ли в моих предположениях толика правды? Возможно да, возможно нет. Спросить об этом я бы смог не раньше чем, между нами сформируются полностью доверительные отношения. Пока же мы были только в начале пути. Я взял канапешку, моментально отправив ее в рот.

– Над чем ты работаешь сейчас?

– Пока не знаю. Идеи ко мне приходят в виде образов. Вначале они расплывчаты и не несут какого-то смысла. Но они созревают, рано или поздно. Хотя одна идею у меня уже полностью сформировалась.

Евгения улыбнулась, при этом словно заигрывая со мной.

– Позволь угадаю, речь идет о моем портрете?

Она засмеялась, затем положила тарелку на столешницу и достала из небольшой тумбочки у дивана фотоаппарат. Профессиональный, с большим объективом.

– Мне нужно тебя сфотографировать.

– Это еще зачем? – осведомился я, рефлекторно выпрямляя осанку.

– Для того чтобы я смогла начать работу над твоим портретом. Ты ведь не можешь находиться вечно рядом, чтобы я могла писать, когда у меня возникнет вдохновение и свободное от заказов время.