Показалось, что ли?
Но страх, который он испытал, уже не проходил. Наоборот — нарастал снежным комом, как ни храбрился Вологжанин, сжимая в кармане запотевшей ладонью рубчатую рукоятку нагана. Оружие он привез с германского фронта, держал его в укромном местечке и только сегодня прихватил с собой — рискованный предстоял маршрут.
Лесная дорога шла вдоль извилистого Большого Створа. Река спокойно несла свои неглубокие воды в теснине тайги.
Колеса вязли в мочажинах, спотыкались о могучие корневища корявых сосен, выпиравшие из распаренной после первых дождей земли бугристыми сухожилиями.
У тридцатилетнего Вологжанина вся жизнь была еще впереди.
И какая жизнь!
Его род славился мужским долголетием, и Вологжанин был уверен, что пребудет на свете чуть ли не до конца двадцатого века.
Он еще покажет этим выскочкам, устроившим ему офицерский суд чести за самовольный расстрел солдата-большевика. А он, Вологжанин, схватил его на месте преступления. Да, преступления! Ибо этот голубчик накануне атаки читал окопникам прокламацию, призывал брататься с немцами.
Кровь ударила тогда Вологжанину в голову. Вся русская армия с надеждой и верой восприняла успешное наступление войск генерала Брусилова, а большевики не желают воевать, сеют смуту среди солдат.
«Что?! Ма-алчать!..»
И три выстрела в упор заткнули глотку агитатору.
Вологжанин не ждал за столь ревностное несение службы ордена, но и наказания тоже не ждал. Однако эти демократические слюнтяи...
Пришлось тогда ему покинуть гвардию и с маршевой ротой сибирских лаптежников угодить под губительный огонь немецких пулеметов в окрестностях Ревеля, но бог миловал — отделался ранением.
Чем больше распалял себя Владислав Антонович, тем явственней выплывал из небытия тот солдат.
Ротмистр поморщился от неприятных воспоминаний.
Не с той ли поры поселился в его душе затаенный беспрестанный страх? Этот страх нередко поднимал его с постели, и он, неприбранный, всклокоченный, презирая себя, сидел, дожидаясь рассвета. Страх гнездился в груди, вызывая тупую боль в сердце и где-то под левой лопаткой. Однажды ему стало невмоготу, и камнегорский доктор посоветовал ехать в Екатеринбург.
Вологжанин, занятый в ту пору отправкой добычи в Париж, так и не сумел побывать в уезде, а потом отложил поездку — боль отступила, стала забываться.
И вот опять...
Нет, он до сего дня не раскаивается в содеянном. Только так и должен был поступить офицер императорской гвардии.
Что из того, что теперь он близок с немцем? Это жизнь так повернулась. А все потому, что война проиграна благодаря таким вот либералам, какими оказались его сослуживцы...
ebooksa