А потом, оказывается, здесь мало религиозных, но много суеверных, что одно и то же. Носят за пазухой камешки с богатой деляны, чтобы повезло, чертят мелом крестики на кайле, загораживают солнечный свет спиной, когда кайлят, чтобы солнце не выпило золото.
Мы с Петей решили вытащить тебя на Незаметный. Людей мало, ты нужна здесь. Ты должна дать нам ответ, как можно скорее. Петя уже, кажется, говорил о тебе с Шепетовым, с секретарем.
Лидия улыбалась. Происхождение письма теперь окончательно было ясно: Поля влюбилась в Петю — все письмо заполнила описанием его необыкновенных качеств! И желание вытащить ее с разведки на Незаметный подсказано несомненно Петей…
28
Лидия беспокойно вспоминала письмо Поли. Отношение к нему не изменилось. Прибавилось новое: значит Петя счел возможным рассказать Поле все подробности о ней. Неприятный осадок не проходил; снова, как в день похорон, при первом знакомстве, поднялась ясно ощутимая зависть к незнакомой, непонятной, но какой-то ясной жизни, которой, по-видимому, живет комсомолка с богатым событиями прошлым и, пожалуй, не менее богатым настоящим. Она целыми днями что-то делает такое, от чего трудно оторваться, что захватывает каждую мысль, каждое движение. С утра знает, о чем заботиться, что делать, куда идти, для чего двигаться, для чего дышать. Поля вправе относиться к ней, Лидии, как к человеку, которого надо выправлять, учить. Лидия задумывалась о том, что она даже хуже, чем представляют себе Поля с Петей, во сто раз ничтожнее. Они ведь не знают, что поднятый случайно вопрос о работе мужа — не пустая болтовня, что она укрывает его… Они считают его не совсем подходящим к советским условиям, но все же добросовестным, ценным специалистом и особенно теперь, после проверки, а она даже не пытается вмешаться.
И снова потянулись дни на Белоснежном, но теперь уже не однообразные, а полные мучительных дум. Она вспомнила свою тревогу за мужа в день приезда комиссии. Удивлялась странному поведению Пети. Казалось, что Петя щадит мужа, жалея ее. Рисовались сложные переплетения событий, как это описывают в романах. Несомненно, Петя приезжал, чтобы увидеть ее, может быть, он ненавидит мужа из ревности… Может быть, Федор Иванович совсем ни в чем не виновен, но из него сделают преступника…
Чем больше думала она, тем больше накоплялось доводов за и против. В зависимости от настроения делала прямо, противоположные выводы. Мельчайшие факты, подмеченные ею, отрывки разговоров, жесты, недосказанные слова, которые обвиняли вчера мужа, сегодня защищали его. Куталась в платок, сидела часами у окошка, готовая встретить мужа у дверей решительным вопросом: да или нет?
Медленно, шаг за шагом, приблизилась она, наконец, к решению самой проверить его работу. Однажды в выходной день взяла с собой Ли Чуна и отправилась в тайгу под предлогом поисков черники, окончательно созревшей в эту пору. Ли Чун нес корзинку, покрытую салфеткой. Настилы из еловых веток, предохраняющие от действия тепла мерзлый слой в шурфах, зеленели квадратными коврами среди грязных растоптанных отвалов. На сапоги липли глина, ил. Сделав круг по кустарнику, они вышли к тому самому шурфу, из которого комиссия брала пробу. Оглянулась внимательно, села на пень и достала из корзинки белую эмалированную миску.
— Как, Ли, промоем в этой штуке?
— Можно, можно, — кивнул тот.
Они спустились в шурф по грязным стремянкам. Лидия объяснила, что хочет проверить корейцев-промывальщиков, которые обманывают мужа. Ли Чун принялся за работу. Наковырял в миску илистой прослойки, образующей как бы начинку в пироге из красных угловатых каменистых осколков, спаянных глиной, и, бережно пригладив ладонью, ждал дальнейших приказаний.
Выглянув из шурфа и убедившись, что никого нет, они прошли к ручью, замеченному ранее, и, утопая ногами в мягком мхе, присели на корточки у воды. Миска медленно покачивалась в руках у Ли Чуна, жижа по-степенно светлела. Он заулыбался, закивал головой и мокрым пальцем показал на дно миски: среди шлиха желтели крупицы золота.
— Шибко вода бежи. Мало-мало уходи.
Лидия пристально смотрела в глаза Ли Чуна. Этот миг в тишине под пихтами, опустившими широкие лапчатые ветви до земли, почему-то напомнил ей похороны.
— Не обманываешь ты меня?
Ли Чун перестал улыбаться. Глаза светились, как у ребенка. Он поцеловал свою ладонь.
— Моя твоя вот, — снова прикоснулся губами к ладони, — твоя говори, моя делай. Псе делай.
— Скажи теперь, почему же на ключе не хотят работать, ведь золото есть?
— Прииск работай не хочит, — аренда хочит. Корей мой многа знака, псе — мой. Шибко умный корей. Смотритель обманет, комиссия обманет, псе обманет, моя не обманет. Моя хитрый человек. Амур многа работай. — Он взял в воздухе пылинку воображаемого золота и приблизил к прищуренным глазам. — Моя знак хорошо смотри.
— Значит, на прииске можно работать?
ebooksa