Ни один русский город не связан так с литературой, как Москва. Дома, улицы, бульвары и площади буквально сроднились с романами, поэмами, песнями, - они неотрывны от писательских биографий и воспринимаются ныне как живые страницы литературы. В стихах, письмах, повестях, романах, дневниковых записях мы постоянно встречаем мысль, которую взволнованно высказал Белинский: «…нигде сердце русского не бьется так сильно, так радостно, как в Москве».
Литературные припоминания возникают на каждом шагу. Глядя с Воробьевых гор (ныне Ленинские горы) на простор Москвы-реки, на каменные громады города, нельзя не вспомнить, что некогда здесь, на холме, юные Герцен и Огарев дали «Ганнибалову клятву» бороться всю жизнь против крепостного права, за освобождение крестьян. Гуляя по Тверскому бульвару, легко представить на аллее поэта-бунтаря Александра Полежаева, совсем еще юного, шутящего с друзьями-студентами, среди которых он разглядит Сашку - будущего героя вольнолюбивой поэмы. В Кривоколенном переулке нельзя не постоять возле старого дома, где Пушкин впервые публично читал «Бориса Годунова». А вот здание на углу нынешнего Гоголевского бульвара, где в старых книгах, пораженный их обилием, рылся Стендаль, офицер армии Наполеона. Пять недель Анри Бейль (Стендаль - это его псевдоним), интендант, бродил по Москве, неведомой ему ранее. Когда начались пожары, он перебрался в лагерь возле Петровского подъездного дворца. В письме к сестре он так отозвался о Москве: «Этот город был незнаком Европе, в нем было от шестисот до восьмисот дворцов, подобных которым не было ни одного в Париже… Самое полное удобство соединилось здесь с блистательным изяществом». В своем же дневнике Стендаль отметил богатство московских книжных собраний.
Когда бы вы ни приехали в Москву - зимой, осенью, весной или летом, - у бронзового памятника Пушкину всегда найдете свежие цветы. Их приносят школьники, студенты, молодые стихотворцы словом, всевозможные любители поэзии. Раньше памятник стоял в начале Тверского бульвара, позднее, в наши дни, его перенесли в центр Пушкинской площади. Торжественное же открытие памятника состоялось сто лет назад - 6 июня 1880 года. Автор памятника - Александр Михайлович Опекушин, сын ярославского крепостного крестьянина. Опекушину удалось создать в бронзе и граните одухотворенный и достоверный образ великого поэта. Памятник по праву считается лучшим литературным памятником Москвы. На открытии его присутствовали Ф. М. Достоевский, И. С. Тургенев, А. Н. Островский, А. Ф. Писемский, А. Н. Плещеев, А. Н. Майков. Именно в связи с этим праздником произнес знаменитую речь о Пут кине Федор Достоевский, произведшую потрясающее впечатление «…Всеобщее внимание было поражено и поглощено, - писал Гл. Успенский, - стройно выраженною мыслью о врожденной рус скому человеку скорби о чужом горе» Во время праздников поэзии у памятника в наши дни читаются стихи. Есть много восторженных описаний памятника; в нашем веке Есенин мечтал, чтобы его «степное пенье сумело бронзой прозвенеть».
ПАМЯТНИК А. С. ПУШКИНУ В МОСКВЕ. Скульптор А М Опекушин.
ДВОРЕЦ КНЯЗЯ ЮСУПОВА (ЮСУПОВСКИК ПАЛАТЫ) В ХАРИТОНЬЕВСКОМ ПЕРЕУЛКЕ.
Пушкин, как известно, родился в Москве, в Немецкой слободе, там, где теперь Бауманская улица. Дом, в котором жили Пушкины, не сохранился, на его месте стоит теперь школа, возле которой воздвигнут бюст поэта. Первые впечатления бытия Пушкин получил «у Харитонья в Огородниках», где находились знаменитые юсуповские палаты. Палаты в дни детства Пушкина были окружены садами, распланированными наподобие версальского парка. Каждый тогдашний парк стремился быть маленьким Версалем! В одном из стихотворений Пушкин писал: «И часто я украдкой убегал в великолепный мрак чужого сада, под свод искусственный порфирных скал». Юсуповский дворец и ныне поражает великолепием, парадным крыльцом с белокаменной лестницей. Рисуя приезд Татьяны Лариной в Москву, Пушкин вспомнил дом «у Харитонья в переулке».
Л. В. ВЕНЕВИТИНОВ. Акварель П. Ф. Соколова. 1827 год.
Поблизости, у Разгуляя, на Старой Басманной, сохранился дом, где жил дядя поэта, Василий Львович Пушкин, автор поэмы «Опасный сосед», мадригалов и шутливых посланий. В доме дяди юный Пушкин бывал постоянно, здесь он впервые увидел многих московских литераторов. В доме Василия Львовича Пушкин провел первый вечер, когда возвратился в Москву в 1826 году.
Замечательный эпизод биографии Пушкина связан с домом № 4, что в Кривоколенном переулке. В пушкинскую пору дом принадлежал Д. В. Веневитинову, юному поэту, дальнему родственнику Пушкина. Поговаривали, что он, Веневитинов, послужил прообразом пушкинского Ленского, хотя позднее это было оспорено. 12 октября 1826 года поэт, возвращенный из ссылки, читал свое новое творение - «Бориса Годунова». На чтении присутствовали выдающиеся люди, философы и публицисты: братья Хомяковы и Киреевские, историк Погодин, братья Веневитиновы… М. П. Погодин оставил взволнованное описание этой встречи:
ДОМ ВЕНЕВИТИНОВА В КРИВОКОЛЕННОМ ПЕРЕУЛКЕ. Гравюра XIX века.
«Октября 12 поутру, спозаранку мы ожидали Пушкина. В 12 часов он является. Какое действие произвело на всех нас это чтение, передать невозможно… Кровь приходит в движение при одном воспоминании. Надо припомнить, - мы собрались слушать Пушкина, воспитанные на стихах Ломоносова, Державина, Хераскова, Озерова, которых все мы знали наизусть. Учителем нашим был Мерзляков. Надо припомнить и образ чтения стихов, господствовавший в то время. Это был распев, завещанный французской декламацией… Наконец, надо представить себе самую фигуру Пушкина. Ожиданный нами величавый жрец высокого искусства, - это был среднего роста, почти низенький человечек, с длинными, несколько курчавыми по концам волосами, без всяких притязаний, с живыми быстрыми глазами, с тихим приятным голосом, в черном сюртуке, в темном жилете, застегнутом наглухо, в небрежно повязанном галстуке. Вместо высокопарного языка богов мы услышали простую, ясную, обыкновенную и между тем пиитическую, увлекательную речь! Первые явления выслушаны тихо и спокойно, или, лучше сказать, в каком-то недоумении. Но чем дальше, тем ощущения усиливались. Сцена лето-писателя с Григорием всех ошеломила. Мне показалось, что мой родной и любезный Нестор поднялся из могилы и говорит устами Пимена, мне послышался живой голос русского древнего летописца.
А когда Пушкин дошел до рассказа Пимена о посещении Кириллова монастыря Иоанном Грозным, о молитве иноков «да ниспошлет господь покой его душе страдающей и бурной», мы просто все как будто обеспамятели. Кого бросало в жар, кого в озноб. Волосы поднимались дыбом. Не стало сил воздерживаться. Кто вдруг вскочит с места, кто вскрикнет. То молчание, то взрыв восклицаний, например, при стихах самозванца:
Тень Грозного меня усыновила,
Димитрием из гроба нарекла.
Вокруг меня народы возмутила
И в жертву мне Бориса обрекла.
ДОМ Е. А. БАРАТЫНСКОГО НА УЛИЦЕ СТАНКЕВИЧА.
Е. А. БАРАТЫНСКИЙ. Литография Шевалье. 1830-е годы
Кончилось чтение. Мы смотрели друг на друга долго и потом бросились к Пушкину. Начались объятия, поднялся шум, раздался смех, полились слезы, поздравления… Явилось шампанское, и Пушкин одушевился, видя такое свое действие на избранную молодежь. Ему было приятно наше волнение. Он начал нам, поддавая жару, читать песни о Стеньке Разине, как он выплывал ночью по Волге на востроносой своей лодке, предисловие к «Руслану и Людмиле»: У лукоморья дуб зеленый… - начал рассказывать о плане для Дмитрия Самозванца, о палаче, который шутит с чернию, стоя у плахи на Красной площади в ожидании Шуйского, о Марине Мнишек с Самозванцем, сцену, которую написал он, гуляя верхом, и потом позабыл вполовину, о чем глубоко сожалел. О, какое удивительное то было утро, оставившее следы на всю жизнь. Не помню, как мы разошлись, как докончили день, как улеглись спать. Да едва ли кто и спал из нас в эту ночь».
Память об этом событии хранят бронзовые барельефы Пушкина и Веневитинова, глядящие на нас с мемориальных досок дома в Кривоколенном переулке. Постоим, дорогой читатель, обнажив голову, перед домом - без него невозможна история отечественной словесности.
ebooksa