Вдруг выпал снег. Год любви

Все шло нормально. Даже неудача на вступительных экзаменах в институт международных отношений не заставила Славку страдать.

А сегодня… Игнатов страдал. Хотелось думать о Лиле. Хотелось слышать ее голос, видеть лицо. И конечно же, глаза… О глазах даже вспоминать больно. Как тогда она пела:

У порога листья хороводят, Тронутые грустной желтизной. Осени приходят и уходят, А любовь по-прежнему со мной. Пусть она струится, как награда, В алый свет и в алую зарю.

А пирожки какие вкусные печет ее бабушка Софья Романовна! Непростая старушка, властная. Но в родную внучку влюбленная. Потакает ей во всем.

И чего Лиле ударила в голову фантазия разносить больничные карточки в Каретном! Приезжает теперь с субботы на воскресенье. Вот и сегодня приехала. Мишка Истру сообщение принес. Говорит, познакомился. Девчонка высший класс! Но характер — упаси нас боже!

Армия не гражданка. Домой к Лиле запросто не придешь. А в клубе… В клубе сегодня опять кино идет. Репетиции не будет…

— Рядовой Игнатов! — кричит дневальный. — Рядовой Игнатов! На выход! К телефону!

6

Единственным достоинством Ольги Сосновской как хозяйки дома было то, что она любила свежий воздух. О равнодушии Ольги к чистоте и уюту знали лишь те немногие люди, что имели доступ в квартиру Сосновских. Может, кто-то из тех немногих и осуждал Ольгу, только не Лиля, которая и сама редко, с большой неохотой брала в руки тряпку и веник.

…Ольга вязала. Она не то чтобы любила вязать, но ей безумно хотелось иметь такую же шапку с широкими полями, какую Лиля привезла из Ленинграда.

Яркий мохер — основа шапки — навевал приятные воспоминания о том, как год назад познакомилась она в Риге с одним смуглым и крепким южанином. Улыбаясь в усы, смуглый и крепкий южанин называл ее Красной Шапочкой. А денег у него оказалось столько, что, когда он в гостиничном номере открыл чемодан, она сперва решила, что он фальшивомонетчик. К счастью, сомнения вскоре рассеялись. Весельчак с широкой волосатой грудью не печатал деньги. Он их выращивал. По его словам, они росли в его саду на деревьях в трехрублевых купюрах. Деревья эти назывались гранатами.

— Поехали в мой солнечный край, — говорил он. — Женой станешь. Машину куплю. Две куплю. Мало, три куплю. Под цвет костюмов чтобы подходили.

Ольге очень хотелось машину. Хотя бы одну. Но женское ее чутье можно было сравнить по силе, пожалуй что, только с океанским приливом.

— Поживешь ты со мной, мой сладкий, в своем солнечном краю до нового урожая, потом бросишь. А урожаи у вас круглый год. Нет, лучше уж я на двести сорок в суровом северном… Скромненько, но надежно.

— Обижаешь, Красная Шапочка… Обижаешь.

— Жизнь без обид не бывает…

…Услышав стук в дверь, Ольга крикнула:

— Да!

Лиля распахнула дверь, и с шумом захлопнулась форточка. Обе женщины вздрогнули. Признаться, Ольга не очень обрадовалась приходу подруги: хотелось поразить ее готовой шапкой, — но все же обрадовалась, потому что не видела Лилю целую неделю. Они расцеловались. Лиля сняла дубленку, бросила на диван, села рядом. Пощупала обивку дивана, сказала:

— Все-таки молодец твоя мама!

Комнату, в которой они сидели, заполнял чехословацкий гарнитур, светло-коричневый, полированный, обшитый ворсистой красно-черной тканью. Около года стоял этот гарнитур в местном военторге. Люди, служившие здесь, рассматривали свое пребывание в столь далеком гарнизоне как временное и не спешили отягощать себя лишним багажом.

Мать Ольги, известная переводчица с английского, приехав проведать дочь, ужаснулась ее бытовым условиям. И, хотя она не выращивала фруктов под названием гранат, решила выделить две тысячи на покупку гарнитура.