Вдруг выпал снег. Год любви

Юрий Николаевич Авдеенко Вдруг выпал снег. Год любви

Действие остросюжетного романа «Вдруг выпал снег» происходит в первые послевоенные годы в небольшом причерноморском городе. Автор рассказывает о непростой судьбе оставшегося без родных семнадцатилетнего парнишки, о становлении его личности, выборе жизненного пути.

Роман «Год любви» — о современной армии, о молодых офицерах и солдатах, о заслуженном командире полка.

ru dctr ExportToFB21, FictionBook Editor Release 2.6.6 09.04.2023 OOoFBTools-2023-4-9-11-27-42-774 1.0 Вдруг выпал снег: Романы Молодая гвардия Москва 1986 84Р7А18Авдеенко Ю. Н.Вдруг выпал снег: Романы. — М.: Мол. гвардия, 1986. — 475 с.ИБ № 4580Редактор С. ШевелевХудожник В. КонопкинХудожественный редактор А. РомановаТехнический редактор Е. МихалеваКорректоры Т. Пескова, Е. Сахарова, А. ДолидзеСдано в набор 09.07.85. Подписано в печать 31.01.86. А08037. Формат 84X1081/32. Бумага типографская № 1. Гарнитура «Обыкновенная новая». Печать высокая. Усл. печ. л. 25,2. Усл. кр.-отт. 25,2. Уч.-изд. л. 26,4. Тираж 100 000 экз. Цена 2 руб. Заказ 1080.Типография ордена Трудового Красного Знамени издательства ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия». Адрес издательства и типографии: 103030, Москва, К-30, Сущевская, 21.

Вдруг выпал снег. Год любви

ВДРУГ ВЫПАЛ СНЕГ

Роман

Часть первая

САМАЯ ВЫСОКАЯ УЛИЦА

Если город расположен террасами, одна из улиц непременно окажется выше всех.

Сосед Домбровский

Я в степу дороги люблю, горы мне на черепок давят.

Старец Онисим 1

Серая безликость дождя над жухлыми тротуарами, закутанный в липкую, мутноватую пелену сквер, а там, впереди, за облезшим рестораном «Чайка», за дровяным складом и пакгаузами, — море, продрогшее, насупившееся. Волны, грязноватые и невысокие, идут широко, одна за другой, с брызгами и бормотанием, шумным, тягучим. Скребутся о прибрежную гальку, лопаясь белой пеной, похожей на мыльные пузыри.

Весна 1949 года… Весна ли? От одного вида слякоти начинает холодить между лопатками под шинелью. А если ношеная отцовская шинель, которую я еще осенью укоротил на две ладони, промокла, точнее, набухла, то впору выбивать дробь зубами, прыгать, поеживаясь. Я не прыгаю: слишком ленив для этого. Но зубы, кажется, стучат. Они ведь могут стучать сами по себе.

Протяжно гудит паровоз. Клубами пара, огромными, белыми, пинает дождь и серость. Мокрые вагоны послушно движутся впереди паровоза, как козы впереди пастуха, когда он гонит их в горы на пастбище по нашей высокой улице, щелкая кнутом и время от времени дудя в рожок, длинно, громко, так что его слышно на трех-четырех соседних улицах.

Колеса вертятся медленно, словно ощупывают рельсы. Дорога от железнодорожной станции в порт, к пакгаузам, все-таки запущена. Шпалы в грязи лежат давнишние — еще довоенные, и рельсы прогибаются под колесами вверх-вниз, точно дышат.

А что, если положить голову вот под это черное от мазута колесо, над которым короткий борт и белой краской написано: «Тормоз Вестингауза»? Что будет тогда?

Во всяком случае, не будет холода, стыда, растерянности…

2

— Заразы, — сказала тетка Таня и поставила ведро со свежей, еще шевелящейся хамсой на мокрую желтую глину, которой всегда была знаменита наша улица. — Пять лет человеку вляпать. И можно сказать, ни за что.

Я кивнул. Я знал, что вчера эта толстоватая, но энергичная соседка говорила совершенно противоположное: дескать, продавцов вообще всех надо пересажать. Однако сегодня она жалела меня. И мою мать. И возможно, даже не возможно, а скорее всего это была искренняя жалость, искренняя для этого часа, минуты, момента, потому что душа у тетки Тани была подобна нашей кавказской погоде. Солнце в ней появлялось и светило так же искренне, как минуту назад искренне темнели тучи.

— Што? — в нос спросил Прокоша, муж тетки Тани, которого на улице и в городе все знали под кличкой Глухой. — Засудили?

Он вылез из подвала с трехлитровым баллоном темного виноградного вина и прижимал его к груди обеими руками, словно спеленатого ребенка.

— Пять лет! — выкрикнула тетка Таня.

— Пять ле-ет, — гнусаво протянул Глухой. Покачал головой. — Мнохо.