Аэтерум

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ну, допустим не всегда, – Сильвия засмеялась, и Генри улыбнулся в ответ, пытаясь оправдаться.

Они просидели так еще два часа, обсуждая семейные и не только проблемы. Кэрол за все это время так и не вернулась, а Сильвии уже пора было ехать домой. На уговоры Генри остаться заночевать в его доме пришлось ответить отрицательно. Амелия наверняка ждала сестру и еще не ложилась спать, поэтому вызвав такси, гостья покинула дом.

Часы показывали уже пятнадцать минут третьего, когда Сильвия стояла на пороге своего дома. Лампочка на небольшой, черной коробочке возле дверной ручки загорелась зеленым светом при воздействии на нее магнитной карты. Входная дверь отворилась, и Сильвия оказалась внутри. Со второго этажа доносились звуки работающего телевизора. На кухне горел свет, и все ее пространство наполнял едкий дым, исходящий от духовой печи. В ней, на металлической решетке, лежали черные угольки, некогда бывшие сдобным печеньем. Сильвия, выдернув провод печи из розетки, отворила нараспашку окно и принялась полотенцем выгонять густой дым, заполонивший всю комнату. Она несколько раз окликнула сестру, но ответа так и не последовало. Видимо Амелия чересчур увлеклась просмотром телевизора, что забыла о печи и даже не слышала призывного крика. Сильвия, разозлившись, направилась по ступенькам на второй этаж прямиком в комнату сестры. Чертыхаясь, она твердо шагала по коридору и уже в уме представляла, как сейчас начнет бранить безответственную Амелию.

Через разбитое окно в комнату врывался ветер, беспардонно терзая белую занавеску, забрызганную красными пятнами. Телевизор лежал возле разрушенной тумбочки, издавая несуразные звуки обрывающегося сигнала. Металлическая кровать была изогнута напополам и врезалась в пробитую стену слева от входа. Деревянный шкаф, выплюнув наружу все содержимое, усыпал щепками коричневый паркет. Сильвия застыла у двери и не имела никакой возможности сдвинуться с места или даже выдавить из себя какой-либо звук. Холодный ужас завладел ее хрупкой душой, мозг окутал страх и белою мглою стелился перед глазами. Еще секунда и она в беспамятстве упадет на пол; каждая клеточка тела, все ее естество противилось и не желало принимать увиденное, отвергало любую возможность, ведущую к подобному исходу. К исходу, который своими острыми, жестокими когтями способен впиться в счастливую, беззаботную жизнь двух сестер и, открывая обличие чистого зла, доказать его неоспоримое существование и безусловное всевластие над слабым человеком. Смерть всегда ужасна, будь она вызвана неконтролируемым природным катаклизмом или человеческим фактором, не важно. Тут было все предельно ясно. Конечно же, ясность не унимает горьких слез, но все же дает некоторую определенность, в которой со временем можно обрести покой для поврежденной души. Но не в этом, конкретном случае. Ясность и определенность были совершенно неподходящими словами под то событие, которое приключилось в доме жизнерадостной Сильвии.

Амелия… Точнее то, что от нее осталось, лежало на полу в огромной луже крови под самым окном. Царапина, тремя кровавыми рвами проходила от верхушки лба и до подбородка, разорвав кожу и не оставив ни единого шанса на опознание. Судить, что это сестра Сильвии можно было лишь по разодранному халату, который почти полностью пропитался кровью и только местами просвечивал желтым цветом. Стены заляпали кровавые пятна, от которых пускались вниз тоненькие красные потеки до самого пола. Большая, вязкая лужа темного цвета расползлась почти на половину комнаты. Изувеченное тело покрывали настолько глубокие раны, что через них можно было разглядеть кости скелета. Оторванная женская рука лежала у самого входа под дверью. Или это было наваждение или тонкие пальцы на оторванном запястье подергивались, норовя сжаться в кулак, но застывали на полпути и тут же возвращались обратно. Эта галлюцинация, или явь (тут Сильвия и сама не понимала) заставила ее отпрянуть назад за порог.

То, что происходило сейчас в голове оцепеневшей Сильвии, трудно поддается описанию. Даже закаленная, твердая душа дрогнет при виде столь жестокой и мерзкой картины, открывающей зрелище адского пира. Адский пир… Другого определения даже не стоит искать, так как ужас, творившийся в комнате, полностью был оправдан данной фразой. Сотворивший это точно не человек, ибо даже у самого жестокого убийцы не хватит больной фантазии, чтобы сделать подобное. Совершенно точно можно было полагать, что на такие бесчинства способно лишь адское животное, поднявшееся из земных глубин, и решившее полакомится человеческой плотью. Сильвия в приступе безумия закричала так сильно, что казалось, осколки разбитого стекла, лежавшие возле трупа, вздрогнули от столь истошного крика. Она почувствовала приступ тошноты и стремительно покинула комнату, больше не в силах созерцать месиво адского кошмара, ибо взор уже начала заслонять белая мгла забвения и, проведя еще хоть секунду в этой комнате, Сильвия наверняка бы свалилась в обморок. Все что ей было нужно на данный момент, это свежий воздух и несколько минут, дабы осознать произошедшее. Только каким образом можно было осознать то событие, которое развернулось в комнате бедняжки Амелии, Сильвия не знала. Она попросту не могла ничего сообразить и уж, тем более, что-либо осознавать. Она просто стояла в дверном проеме при выходе из дома и смотрела, уставившись в одну точку. Прозрачные слезы, пропитанные горестью утраты, срывались с ресниц и падали, разбиваясь о бетонный порог.

Глава 3

Из дневника Эйдена Фарли.

Когда жизнь протекает спокойным течением и планы, которые ты строишь на будущее, непременно выполняются и совершенно точно совпадают с твоими возможностями, на уровне подсознания ты больше не ожидаешь коварных подвохов судьбы. В действительности я не верил в судьбу или некое предназначение, нет. Скорее я был человеком довольно скептичным и никак не обремененным глупыми предрассудками. Каждый человек в праве сам строить свою судьбу, и если у этого самого человека что-то может не получиться, то наверняка не стоит винить в этом высшие силы, которые помешали ему осуществить задуманный план. Все зависит от нас самих и напрямую от количества сил, которое ты готов потратить ради достижения тех или иных целей. В современно мире было все предельно просто. Если хочешь достичь каких-либо высот и стать великим то, несомненно, нужно трудиться не покладая рук и тогда судьба, если ты в нее веришь, будет обязательно благосклонна к тебе. Вера в судьбу и высший порядок никоим образом не отменят того, что путь к желанной цели должен быть выстроен твоими собственными руками. Полагаться на волю случая и оправдываться фразами типа «ничего не поделаешь, такова судьба» это совершенно неприемлемо, и ты никогда не сможешь обрести свое место в жизни, бесцельно скитаясь по пустыням мыслей, жалея об утраченных возможностях, и так до самой смерти. Но вся суть состоит в том, что возможности всегда были и будут, вне зависимости от возраста человека; их нельзя утратить или пропустить. Всегда можно взять себя в руки и начать с чистого листа, переборов усилиями воли свою лень, страх или неуверенность ты впоследствии обретешь то, что искал, и путеводная звездочка засияет на горизонте твоих желаний и возможностей.

Но меня слегка занесло, и я отклонился от темы. Я лишь хотел сказать, что когда жизнь идет своим спокойным чередом, то ты попросту перестаешь быть готовым к резким поворотам жизненных ситуаций и постепенно расслабляешься, находясь в полной уверенности что все у тебя под контролем, и ничто не сможет пошатнуть те крепкие столбы, поддерживающие душевное равновесие и жизненное спокойствие. Так было и со мной. Но иной раз случается так, что череда событий, в которые ты поневоле можешь быть вовлечен, переворачивает с ног на голову твою жизнь и восприятие мира в целом. 21 июля 985 года… Этот день стал поворотным в моей беззаботной жизни. Было уже три часа после полуночи, как громкий звонок служебного телефона пронзил тишину дежурной части в Южном Полицейском Участке. Я тогда еще не осознавал этого, но зловещий звонок стал точкой отсчета в грядущих событиях, которые захлестнут Сативик-Хеис волной ужаса. В трубке зазвучал хрупкий, женский голос. Всхлипывая от волнения и горьких слез, девушка сообщила об убийстве. Эта новость порядком удивила и несколько поразила меня. Я и раньше сталкивался с убийствами, но за два года службы в органах правопорядка на мою долю попали только три расследования насильственных смертей. Я обладал достаточным количеством знаний по современным методам сыска, но опыта в этом деле было крайне мало.

Нынешний период, где существовал современный, образованный и культурный человек, был относительно спокоен и уравновешен, нежели его жестокий предшественник – «Период Красного Пожара», который длился целых шесть сотен лет и разрывал бедную планету когтями войны и страдания. Более тысячелетия назад людской род достиг апогея в своей разрушительной природе, и после продолжительной войны половина Аэтерума была уничтожена и завалена трупами. Пятая мировая война, принесшая в зеленый мир разрушительную силу ядерных взрывов, истребила почти треть населения планеты и уничтожила несметное количество технологий и архитектурных достижений человеческой расы. В глазах немногих выживших отразился полупустой мир, лежащий в руинах некогда великой цивилизации. Аэтерум принял облик зловещей, огромной, дымящейся кучи мусора посреди открытого космоса. Тотальная разруха воцарилась на голубой планете, перечеркивая все надежды на будущее. В тот роковой час, человечество смогло осознать, какой неисправимый вред был нанесен планете и всему живому на ней. В одночасье ожесточенная война прекратилась и над изувеченной земной твердью воцарилась тишина. Преступая через жизненные принципы и убеждения, люди смогли подавить свою воинственную природу, что впоследствии привело к расцвету новой цивилизации и создало новый мир. Историки и летописцы, слывшие своими пафосными выражениями и дарившие вычурные названия разным эпохам, нарекли этот период «Эрой Возрождения». Как писал Джонатан Зе-Гранд в своей известной работе: «В тот переломный период человечество оказалось на краю бездны, в которую все, и стар и млад, устремили свой взор и узрели в кромешной тьме конец веков и эры существования людей. Но тут же, всего на мгновение, в жгучей черноте мелькнул еле уловимый, яркий проблеск света, который, по воле случая, был замечен, тогда еще невежественным и жестоким, человеком. Крепко уцепившись за мизерный кусочек надежды на спасение, люди смогли побороть свои хищные инстинкты и, объединившись перешагнуть пасть безграничной тьмы. И настала Эра Возрождения, Эра Мира и Понимания. Уставшая, истерзанная планета с легкостью вздохнула, и Аэтерум озарил яркий, новый свет грядущего светлого будущего».

Таким образом за, без малого, тысячелетие на нашей планете не существовало такого понятия как «война». Конечно же, не обходилось без мелких волнений или гражданских склок, сопровождающихся кровопролитием и жертвами, но тут свою роль всегда играет человеческий фактор. Такова уж наша природа – воинственная и непредсказуемая. За последние семь столетий сознание людей перетерпело глобальных изменений, оглядываясь на ошибки прошлого, мы смогли построить мир, в котором убийства, грабежи и преступность в целом свелись к минимуму. Но даже мирное время не обходится без тривиальной ярости психопатов, крови и убийств. Разум каждого человека уникален. Всегда найдутся те, кто способен окрасить белое полотно жизни в кровавый цвет.

Вся эта история с убийством Амелии Вилсон так и веяла мрачной таинственностью. Неприятный, тревожный холодок пробежал по спине, и колени тронула мелкая дрожь от страха, засевшего внутри меня. Он своими холодными руками сжимал мою грудь и пробирался все глубже, заполняя нутро и обжигая кости. Я стоял на пороге той самой комнаты, где разыгралась кровавая и трагичная драма, дерзновенно унесшая жизнь молодой девушки. При виде разодранного тела жертвы все мои внутренности сжимал невыносимый спазм. Ничего более ужасного и жестокого до тех пор мне не доводилось видеть. Брызги крови на стенах, глубочайшие раны на теле и царапина на лице непременно указывали на то, что тут бесчинствовал заблудший, дикий зверь. Но дом находился довольно далеко от леса, и дикое зверье сюда попросту не могло добраться. Из многочисленных зоопарков, которыми пестрил Сативик-Хеис, вполне мог сбежать лев или другое хищное животное и наведаться в комнату Амелии. Я решил дождаться результатов экспертизы и осмотра тела коронером. Нужно было определить природу укусов и царапин, а уж потом строить теории и предположения кому или чему они могли принадлежать. Коричневый паркет укрывали кровавые разводы, как будто некто или нечто кувыркалось в луже крови и оставило такие следы. Вокруг уже собрались криминалисты и, взяв образцы крови и сделав все нужные фотографии, разрешили пройти в комнату. Мой напарник, высокий седоволосый мужчина в коричневом плаще, сразу же направился к трупу, дабы его осмотреть. Я стоял у разбитого окна и окинул взглядом деревянную раму. На нижней части находились две большие отметины, как будто нечто вгрызлось, оставив там следы от огромной челюсти с острыми зубами. С каждой стороны на боковых частях были точно такие же отметины. Каким образом и самое главное, зачем этот зверь принялся кромсать дерево, оставалось загадкой, но вполне резонно можно было предполагать, что оно вошло через окно и точно так же вышло. Все больше улик заставляли примыкать к теории о большом, диком хищнике. При первом осмотре на месте преступления коронер не смог точно определить, чьи это были укусы и царапины. Он мог сказать только то, что зверь имел довольно большой размер. Во всем доме, помимо комнаты Амелии, не было ни единого следа его пребывания. Каким образом животное смогло взобраться по стене дома на второй этаж и залезть в окно оставалось загадкой, ибо стена выходила на зеленую лужайку, окаймленную белым, низеньким забором. На расстоянии двадцати метров от задней части дома не было ни единого дерева, по которому мог вскарабкаться зверь.

Джонатан Прайс – мой напарник, осматривал труп бедной девушки с пугающим спокойствием и цинизмом. Его морщинистое лицо отражало многолетний опыт работы в криминальном отделе полиции и долгие, усердные годы службы оставили неизгладимый след в виде темных мешков под небольшими глазами. Прайс слыл человеком довольно черствым и грубым, некоторые сотрудники иной раз рисковали называть его даже мизантропом. Не могу сказать, что Джон был плохим человеком. Ему были далеко не чужды человеческие эмоции и людское сострадание, хоть он это и довольно умело скрывал. Да и на службе в криминальном отделе черствость и цинизм наряду с неимоверным талантом и незаурядным мышлением, играли скорее на руку и непременно определяли Джонатана как отличного профессионала. Всего полгода назад капитан полиции Корвин определил меня на попечение к опытному Прайсу. Уже тогда я был наслышан об этом талантливом человеке, но увидеть его за настоящей работой представилась возможность только теперь. Я наблюдал за напарником и был восхищен его спокойствием и выдержкой. Меня же в свою очередь начало мутить, и очередной горький ком подобрался к пересохшему горлу. Тут мне представилось, что это зверское убийство вполне мог совершить и человек. Но кто способен на такую жестокость? Убийца, должно быть, имеет некую душевную хворь и воспаленный разум не способен определить границы между человечностью и животными инстинктами. Для таких людей перевести старушку через дорогу и жестоко убить человека находятся примерно в одном моральном диапазоне. Больной мозг не может увидеть разницы меж этими двумя событиями и для него они оба считаются вполне вменяемыми. Оставалось много вопросов в теории о животном, поэтому человеческий фактор вполне имел место быть в этой ситуации, и полностью исключать его было бы как минимум глупо. От таких смелых предположений мне снова стало не хорошо. Джон заметил на моем лице некоторое смятение и бледность. Конечно же, он догадался, в чем дело и строгим, грубым баритоном сказал следующее:

– Эйден! Возьми себя в руки и начинай работать. Мне нужен напарник, а не мальчишка-студент, пришедший на нежеланную стажировку. Здесь я управлюсь сам, а ты ступай на задний двор, да осмотрись там, – Прайс кивнул в сторону разбитого окна, – потом к сестре убиенной. Снять показания и все подробно записать. – Джон снова уловил мой отрешенный взгляд, тупо уткнувшийся в разорванное лицо жертвы. – Эйден! Ты меня понял?

Я слегка вздрогнул от повышенного тона напарника и, встряхнув головой, кивнул в ответ:

– Так точно, сэр. Прошу меня простить, – и направился к выходу из комнаты.

Свежий воздух имел благотворное влияние на мой помутневший разум. Мысли немного пришли в себя, но перспектива будущих бессонных ночей и жутких кошмаров с участием изувеченного лица бедной девушки, была столь реальна, как и восходящее солнце на безоблачном небе. Несколько раз я глубоко вдохнул и отправился на задний двор. На довольно большой зеленой лужайке стоял деревянный столик с несколькими стульями. Недалеко от него впивался в землю своими острыми ножками металлический гриль, накрытый обугленной крышкой. Под беленьким, невысоким забором вырывались из недр земли несколько пальм, тянувшиеся к заботливому солнцу. Между их узкими стволами, покачивались на ветру два натянутых гамака. Белый, пластмассовый столик небрежно валялся возле забора, от которого к дому вели причудливые следы; продолговатые и узкие они обрывались за десять метров от стены. Видимо отсюда неведомое существо взлетело вверх и стремительно ворвалось через окно. Но что за существо? Странный, прерывистый след не давал совершенно никакой информации по этому поводу. На смятом газоне никак нельзя было распознать конкретных очертаний ступни лапы или человеческого ботинка. Только узкие и длинные канавки зияли черными ранами на зеленом полотне травы. Да и большой вопрос: как оно смогло преодолеть такую высоту и попасть в окно? Ни одно из существующих животных не имело таких способностей, да и незаурядные следы никак не помогали разгадать данную загадку.

Когда я фотографировал разрытый газон, то приметил пятна запекшейся крови на черном клочке вырванной земли. Часть окровавленного грунта тут же отправилась в вакуумный пакет, который ютился в кармане моего пиджака. Я очень внимательно осмотрел весь след, ведущий к белому забору. Сделал много подробных фотографий и принялся к осмотру перевернутого стола. Все улики на заднем дворе были собраны.

Время уже близилось к девяти часам. Прайс все еще возился в комнате, поэтому я направился допрашивать свидетельницу. Пока на втором этаже работали криминалисты, Сильвия Вилсон сидела на большой кухне за столом. Перед ней на бежевой подставке стояла чашка с дымящимся кофе и пара распечатанных упаковок, с какой-то фармацевтикой. Уставшие и опухшие от слез глаза никоим образом не нарушали прелестную гармонию ее нежных черт лица. Темно-зеленый омут больших глаз буквально затягивал меня и будоражил струнки души. Русые, длинные волосы густыми и смятыми локонами падали на нежные плечи. Я только сейчас заметил, насколько очаровательной являлась Сильвия Вилсон и если бы не данная удручающая ситуация, то знакомство с этой прелестной особой доставило бы мне неимоверное удовольствие. Но сейчас было не время и не место для того, чтобы придаваться умилениям и идти на поводу у глупых, иррациональных эмоций. Я взял себя в руки и, отогнав лишние мысли в сторону, решительно направился к Сильвии и старался вести себя как настоящий профессионал. Едва меня заприметив, она ладонью смахнула слезы с глаз и извинилась.